Знаменито: завтрашний день предварительными хлопотами не умилостивишь и не предвосхитишь. Человек, Каким Можно Пренебречь преступил это немудрящее правило — суетно отнес припасенную на похороны сумму в солидный банк. И началось: бойкие(будто они всего себя ни величали — агенты, брокеры, ритейлеры, девелоперы!) осилили предложениями более выгодных ставок, процентов, льготных кредитов, премиальных бонусов. Видаемо, клерки финансового учреждения приторговывали здоровой информацией и сливали настоящие о мало-мальски обеспеченных клиентах.

Порой заманчивые коммерческие посулы перемежались столь же сладкими песнопениями представителей неких сомнительных социально ориентированных благотворительных фондов: оптимистичные голоса радостно извещали о причитающейся путевке(за полцены)в санаторий или выигранных в лотерею(кто ее коротал?объяснения звучали мглисто)призах — хрустальной вазе, узбекском ковре, плазменном телевизоре… Однажды Человека, Каким Можно Пренебречь торжественно поздравили с днем рождения(дату осведомили аккуратно)и обнародовали: премирован электрочайником; иной один, под Новейший год, курьер, жаждавший облагодетельствовать продуктовым заказом в облике кипы макарон и банки тушенки, выстоял под дверью аж полчаса. Человек, Каким Можно Пренебречь не впустил искусителя — вероятно, безрезультатно, ничего худого тот не замышлял. Однако вкупе каскад подношений смахивал на разводку: если ваза и ковер не ко двору, а на курорт не едешь, реальна компенсация-монетизация, для этого надобно сообщить реквизиты — номер счета и ПИН-код…

Нынешний озабоченно-вежливый бабий дискант оповестил: в картотеке жилищной конторы отмечено: вышел срок гарантийного обслуживания пластиковых окон, дармовой консультант готов освидетельствовать их безотлагательно.

Человек, Каким Можно Пренебречь откликнулся:

— У меня не пластиковые — допотопные, деревянные.

И на всякий случай ощупал рамы. Не рассохлись, фортку и створки не клинило, краска шелушилась, однако не коробилась.

Еще недавно из его уютной квартиры открывался впечатляющий панорамный вид, веселил глаз стоявший визави древний особнячок — вдруг приехали урчавшие экскаваторы и сокрушили лепной фасад, зубья ковшей цепляли листы кровельного железа… Человек, Каким Можно Пренебречь ходил в управу, где с ним обошлись вызывающе нелюбезно(определяя вещи своими именами: топорно). Рассылал в инстанции отчаянные жалобы и недоумения: для чего — уничтожать?Сподобился отписки. Началось постройка подземного гаража, рыли котлован, взгромоздили над забетонированной ямой многоэтажный металло-стекольный офисный куб. Угловатый монстр загородил обзор. Человек, Каким Можно Пренебречь норовил жиже распахивать занавески.

Вытекающий телефонный зазвонист, интеллигентно грассируя, позвал на безвозмездное медицинское обследование: будто один в этот день в микрорайоне вели зачисление квалифицированные лекари — кардиологи, дантисты, ортопеды. Альтруизм необходим, необычно если в поликлинике очередности и неразбериха, однако кое-какое времена назад Человек, Каким Можно Пренебречь поверив задушевной рекламе, потрафил в нервозный инцидент: на него насели с требованием заключить контракт о проведении серии дорогостоящих мануальных сеансов. Не чаял отвязаться от приставучих псевдоэскулапов, поэтому теперь весь перечень беспрейскурантных процедур со вздохом отверг.

Встретил душ, позавтракал, побрился и отправился совершать ежеутренний моцион: надобно заставлять тело передвигаться — интенсивно или медлительно — в подвластности от самочувствия, иначе суставы закрепостятся, одеревенеют. В юности Человек, Каким Можно Пренебречь посвящал рассветы, выходные и парадные дни энергичным обликам спорта: гонялся кроссы, плавал в бассейне, гонял мяч… Возраст диктовал переставлять ноги бережливо — какая уж тут шведская ходьба с лыжными клюками!— даже летом, когда нет наледи, Человек, Каким Можно Пренебречь опасался споткнуться или поскользнуться, ощущал себя очутившимся на катке не умеющим стоять на коньках начинашкой.

Заградив дорогу, въехал на тротуар и восстал напрямик перед ним массивный автомобиль. Важнецки, водитель затормозил, а сам Человек, Каким Можно Пренебречь стопорнулся: сделай еще шаг — очутился бы под колесами. Похоже, это было таксомотор, шофер обмишурился, встретив его непроизвольный взмах десницы за попытку подозвать машину. Человек, Каким Можно Пренебречь извиняющимся жестом показал сидевшему за баранкой парню: проезжай, я пошкандыбаю сам, однако тот не обратил внимания, сверялся с навигатором, высматривал на прикрепленных к фасадам домов табличках нумерацию и звание улицы. Убедившись: адрес не совпадает, укатил.

Человека, Каким Можно Пренебречь озадачивало, впоследствии стало удручать: его, бесспорно, вещественно присутствующего в жизни, все более и более не замечали, он словно опрозрачнел, облегающие безразлично пялились мимо него, сквозь него, сквозь его не существующую плоть. Вот и лихач восстал утилитарны вплотную, впритирку, а не двумя метрами отдаленнее или не доезжая, то есть — не видая никого?То есть — на порожнем пространстве?Ибо нелегко допустить, что особенно куражился, травил жестокий умысел — напугать, сшибить, отбросить… Мог по крайней мере каким-то нивелирующим знаком сгладить непреднамеренную накладку. Все же чуть не смял… Ненароком?Человек, Каким Можно Пренебречь кумекал: «Если б выступал не я, а бугай с револьвером — полез бы наглец на рожон или не посмел бы?»

Краля средних лет, уверенно цокая каблучками, верещала в придавленный к уху мобильник. Увлекшись тары-бары-раста-баром, тоже не завидела Человека, Каким Можно Пренебречь. Он был возвышен, эдакая человечья жердь, шаткая валкая каланча, однако болтушка, бегло возвысив взор, не отклонилась от избранного(или заданного?) курса, продолжала пикировать на цель стремительной самонаводящейся(или дистанционно управляемой?) ракетой. Человек, Каким Можно Пренебречь не одно десятилетие посвятил космической ветви, вот и забрезжила параллель околоземных и галактических полетов, запрограммированно не отклоняющихся с орбиты обитаемых и грузовых станций… Поспел посторониться. Дамам надобно уступать — век и во всем. Однако очень выпирают из некоторых(в том числе из представительниц легкого феминистического пустотела)амбиции: мир создан недюжинно для них — прочим налипло пятиться и подобострастно раскланиваться.

Парк, где кружил традиционным маршрутом, перманентно реконструировали: прокладывали новоиспеченные и расширяли ветхие аллеи, мостили плавной плиткой, сообщали газонам правильную геометрическую форму, ради этого выпиливали вековые липы и тополя, корчевали заросли сирени. Свежепонатыканные отпрыски хилели, за ними не бегали. Еще минус: выгуливавшие псин хозяева, поощряя свободолюбие питомцев, принципиально не использовали поводки. Большущие псы, на расстоянии слыхавшие страх пенсионера, бросались, летели стрелой, угрожающе рычали…

На возвратном пути свертел в лавка — за добавочным стрессом: хабалка-кассирша беспрерывно к нему цеплялась, придиралась, отпускала замечания — не настолько взял с полки и возложил перед нею товар, не настолько подкатил тележку… Заставляла ждать, обслуживая тех, кто занял очередь вдогон, и мотивировала: они в рабочей одеже, им на объект, а развалина никуда не опоздает. Он переменил бы мини-маркет, однако этот был поблизости от дома, не тащить же сумку издалека…

Пообедав полуфабрикатными котлетами с гарниром из закованной стручковой фасоли, включил телевизор. Осведомил: опять нарвется на остобрыдлое, однако освоить планшет, заведенный, дабы не отставать от эпохи и самому выбирать новости, не получалось.

Важнецки, по счастливому стечению не простился с книжками: намечал передать школе-интернату Жюля Неизменна и Конан Дойла, Тургенева и Гончарова. Одариваемые отказались: «К чему стена бумажных кирпичей, если тысяча томов — огромная библиотека!— умещается в компактной шкатулочке?»

Прикасался к читаным-перечитанным твердопереплетным фолиантам и мягким взлохмаченным брошюрам, и нисходило успокоение. Эти век сопутствовавшие ему собеседники общались с ним на равных, не отталкивали, не ускользали. В их братии ощущал себя несиротски. Восхищало неистребимое добродетель, с каким поверженные электроникой раритеты болели свою отринутость. Это добродетель и он пробовал в себе сберечь.

Если бы тормознувший впритык водитель, или гарцующая дама, что перла напрямик, или юнец, натравливающий пса, или распоясавшаяся кассирша, пробежали хоть одну книжечку его собрания… Безусловно, дворянскую уточе и тургеневскую трепетность не возродишь. Однако, может, очнулся бы проблеск мизерной, элементарной воспитанности, ненаплевательства, ненаглости…

Готовясь ко сну, Человек, Каким Можно Пренебречь стоял перед занявшими полстены окантованными рамочками грамотами и дипломами. Пестрели строки: «Большенный вклад…», «Ознаменование…», «Учитывая заслуги…»…

Казенные надписи согревали не настолько, будто острые проникновенные книжные сюжеты. Не преображали. Раскалывай дано выбирать героев себе под стать и чародейно перекочевывать в их вселенную, и примыкать к их подвижничеству, и приобщаться к их заповедям — предпочтительнее не разлучаться с ними. Тогда сохранишься — в самых невыигрышных, отторгающих обстоятельствах.

Человек, Каким Можно Пренебречь был в этом заверен.