— Леонид Аркадьевич, за те несколько минут, доколе я дожидалась, когда вы закончите совещание, на улице началась большая гроза с градом, и я покумекала, что настолько век бывает после великолепной знойной погоды и изображает предвестником вытекающей важнецкой погоды. А вы боготворите грозу?

— Я люблю всё. Любую погоду. Я не очень люблю осень. А так… мне любая погода важна.

— В вашей жизни были такие-то изумительные грозы, предвестники чего-то необычного?

— Один-одинехонек один в своей жизни я видал без преувеличения «чертову кухню». Как-то, очень бессчетно лет назад, мне повезло — у нас случилось кругосветное странствие, какое организовал Юра Сенкевич. Тогда собралась потрясающая, абсолютно фантастическая бражка: Тур Хейердал, Стас Намин, Лёня Ярмольник. Еще чета человек и я. В всеобщем, достопримечательная бражка. Они вылетели из Москвы, а я в это времена был в командировке в Бразилии. И вот, когда самолет вылетел из Рио ночью, мы завидели над океаном «чертову кухню». Слева по борту было что-то невообразимое — один-одинехонек за одним уходили в океан плазменные столбы, оставляя огромные выемки. Это продолжалось минут семь, оставляя потрясающее впечатление. На самом деле будто «чертова кухня». Нигде и ввек запоздалее я не видал ничего подобного. Ощущение было фантастическое, феноменальное. Огромные столбы, уходящие отвесно долу.

— Вы не испугались такового мистического зрелища?

— Нет!Я онемел от экстаза!Это было что-то невообразимое.

— Дробно в жизни приходилось переживать что-то необычное?

— Все мои житейские впечатления разделены надвое: до и после острова Пасхи. Остров произвел на меня сильнейшее впечатление. Никакие фото, видео этого не смогут передать. Там будто будто иное измерение. И беспрерывные легенды. Они там существуют: истина это или неправда — не могу сказать. Например, говорят, что жительствовали на острове три племени: белокипенные, черные люд и пятиметровые рыжие. Черные и белокипенные поубивали дружок дружка, а рыжие безвестно куда пропали... И эти скульптуры, моаи, безвестно откуда взявшиеся: и рыла их диковинные, и эта изумительная конфигурация ушей. Мы побывали в настолько величаемой «местной лаборатории» — это пункт, где вырубали из скалы эти фигуры. А в дружком месте вырубали для них шляпы весом по пять тонн. А впоследствии катили до надобного места и вздевали кое-каким фигурам на голову. Вот зачем настолько, почему в дружком месте их ладили?Однако Хейердалу удалось разгадать, будто они перемещали эти фигуры по острову: передвигали их в положении стоя на растянутых веревках. Опять же, почему не волоком?И зачем они стоят спиной к морю?То ли показывают этим пренебрежение к стихии, то ли демонстрируют, что они из нее вышли. Тур этого не смог разгадать.

Фото: Александр Корнющенко
— Вы не стали мистиком после посещения острова Пасхи?

— Я век находил чудом то, что человек делает своими десницами. Я бессчетно один стоял близ авианосца или аэроплана — и поражался тому, что это сделано десницами человека. Это невообразимо!Это взаправдашнее, невообразимое чудо. Я видал гигантские турбины и тоже не мог представить себе, будто это вообще вероятно сделать. Огромное впечатление на меня век выделывали горячие цеха. Слава богу, мне повезло в жизни — я видал космический запуск. Я был на Байконуре, когда в космос уходила Елена Кондакова. К этому зрелищу невозможно привыкнуть — даже те, кто живет на Байконуре, всякий один приходят смотреть запуск. Когда космический аппарат оторвался от земли, я завидел звук. Вот таковое было фантастическое ощущение!Настолько что взаправдашним чудом я считаю творение человеческих десниц. Верю ли я в чудеса с благочестивой точки зрения?Многие люд повествовали мне про неодинаковые необъяснимые случаи. Не то чтобы они меня в чем-то заверили, однако во многом вынудили задуматься. Истинно верующие называют это чудесами, они в них верят. С их точки зрения — это чудо. Я им завидую. Я вообще очень уважаю людей любой веры.

Фото: Соцсети
— Вы сами встречались с чем-то необъяснимым?

— Выговорим, один-одинехонек знаменитый вертолетчик рассказал мне однажды попросту удивительную историю, причем заподозрить его в пристрастности невозможно. Его пригласили поставить «луковицу» на верхушку храма. Было это на Камчатке. Погода там вообще непредсказуемая, а в тот день оказалась аховее некуда, выступала гроза. Он сделал два-три подлета и осмыслил, что с задачей не сверится. Передал на землю, что будет возвращаться. Тогда владыка, митрополит Игнатий, попросил его капельку подождать. Он отошел в сторону и взялся молиться. И в это времена в небе будто будто вырезали дырку, появилось ослепительное солнце, высветило шпиль, и они смогли установить эту «луковку». Будто всего заволокли тросы, вновь поднялся ветер, гроза началась с новоиспеченной насильно, и вертолетчик опустился с найденными трудностями.

— Большая история... А индивидуально вы сталкивались с чудесами?

— У меня был дружок, он смертельно занедужил. И мне рассказали, что в городе Тим Курской области живет целительница — Серафима Михайловна Чехлых, она, дескать, многое может. Я туда поехал. Она вкалывала уборщицей на крупном индустриальном комбинате. И было у нее условие: денег она не взимала категорически, однако можно было привезти продукты — пару клюк колбасы, конфеты. Это она могла взять. И еще надобно было иметь с собой две порожние бутылки и пачку соли.

Я приехал, она посмотрела фото моего дружка, говорит: «Ай-ай-ай», кивает мне: выступай, набери воду. Соединила бутылки горлышками и азбука что-то читать. И сквозь какое-то времена я заприметил, будто от донышка бутылки взялся отделяться вначале начальный пузырек, впоследствии их стало бессчетно, алкая это не было похоже на газированную воду. Над солью она тоже что-то почитала и выдала меня.

Я показал все это лечащему врачу своего дружка, он, профессор, безусловно, отнесся к происходящему с большущим недоверием, однако посчитал, что может приключиться некий психологический эффект. Поскольку вода и соль были по сути своей безобидными, он разрешил передать их моему другу. А сквозь кое-какое времена позвонил и попросил меня приехать. Взялся расспрашивать про целительницу и признал, что происходят в кое-каком роде невообразимые события. У моего дружка все анализы в норме. Алкая он был в очень бедственном состоянии, даже был в раздельном боксе. В всеобщем, проходит две недели, другу все важнее, и он уже требует, чтобы его выписали. И в итоге его выписывают под расписку. Он даже сам взялся вести машину… Миновало дней двадцать. Вдруг ему становится аховее. Всего его алкали наново госпитализировать, будто звонит эта самая Сима-целительница и говорит: «Чувствую, что-то не настолько. Везите его ко мне». Мы машину подогнали к поезду, буквально на руках его в салон вносили, столь он был плох. Привозим. В итоге Сима закрывается с ним в горнице и двое суток не выходит. А впоследствии вышла белокипенная, опустошенная, сама не своя. А он вдогон ликующий подобный: «Вручайте закусим!Вручайте водки дербалызнем!» — попросту живчик!Миновало еще недели две или вяще, ему вновь стало аховее. И в итоге в гробе августа его не стало… А занедужил он в сентябре прошлого года. Когда уже состоялись его проводы, ко мне пристал патологоанатом и тоже стал расспрашивать: чем врачевали, может, какое снадобье. Взговорил, что с его диагнозом живут месяц-два, а он жительствовал почитай 11 месяцев.

Вот это было на моих глазах, и это безукоризненная истина.

Впоследствии связь с Серафимой Михайловной, истина, потерялась.

— Попросту фантастика!Взаправду, взаправдашнее чудо.

— Можете рассматривать это будто чудо, я ни на чем не настаиваю. Я все это попросту будто информацию воспринимаю.

Фото: Лилия Шарловская
— А вы сами были когда-нибудь в роли человека, с каким случилось чудо?

— Я не знаю, чудо ли это. Судите сами!Мы дожидались ребятенка, и баба часов в шесть отбыла в роддом рожать. Я возлег спать и среди ночи вдруг вдруг очнулся от яркого света. Вся горница была попросту залита светом. А в ногах у постели стояла изумительная баба в таковом бирюзовом одеянии. И она взговорила: «У тебя родится дочь, назовешь ее Варвара». Я впрыгнул, ничего не понимаю, думаю: «Господи!Уснул!Свет не выключил!Еще и дверь не закрыл…» Опамятовался в себя. Дверь захлопнута, свет погашен… Думаю: «Что это было?» Впоследствии мне звонит теща: «У вас доченька родилась». Наименовали, удобопонятно, Варвара.

— Леонид Аркадьевич!Расскажите еще!Я уверена, что это чудо — не остатнее в вашей жизни!

— Ой, хватит, наверное…

— Ну изволь!!!

— Однажды я был участником абсолютно невообразимой экспедиции. Две недели выступал по пустыне. Пролегали мы 20 километров в день, жар стояла 50 градусов. Нам были поставлены изумительно диковинные обстановка: мы не владели лева употреблять телефоном, а вести разговоры можно было всего о религии и истории. Редко-редко нам выпадала возможность снестись с кровными, каким можно было сказать всего то, что с нами все в распорядке. Мы выступали будто бедуины: три верблюда, привалы под наспех сооруженными навесами. Столь длинные переходы под палящим солнцем были очень утомительны. Мы закончили бедственный труд — всякий день по 20 километров под 50-градусной жарой… И вот на третий день я вдруг вывалился в иное измерение. Я видал странных дедов, баб и ребятенков из дикой древности, какие гнали собственный скот. Они будто будто выступали возле. И в крайний день странствия, когда мы пекли хлеб на раскаленных камнях, я осознал, что впервинку не могу описать то, что со мной выходило. Будто будто я взаправду перебежал в иное измерение, перелетел на тысячу лет назад, очутился среди той изумительной толпы, какая тогда выступала тем же путем… Знаете, даже сейчас я не могу передать все, что я тогда ощущал.

— А иные участники странствия ощущали что-то подобное?

— Все образцово то же самое и ощущали.

— Нереальная история!Верно, нечто подобное испытывают анахореты, те, кто особенно уходит в пустыню…

— Безусловно, человек многого не знает. Ни об облегающем его мире, ни о себе самом. Выговорим, еще есть ощущения, предчувствия. Будто человек, например, может испытывать тревогу за домашнего, какой от него за бессчетно тысяч километров?И будто может ее объяснить?Откуда это?Мы не знаем. Это некая интуиция. Не знаю, можно ли воспринимать будто чудо. Я особое эмоциональное, интуитивное состояние испытываю, когда поднимаюсь в небосвод. Эффект от нахождения там потрясающий. Причем не величаво, будто длинно человек вздымается: на 100 метров или 10 тысяч метров, или в космос — это не имеет значения.

Фото: Соцсети
— Там тоже есть своя мистика?Или внятные законы физики и аэродинамики?

— В малой авиации есть таковое понятие «не мой день», это когда у человека аховое надвигаться, что-то его истрепало. И у меня настолько несколько один было: временами после тяжелых съемок или контры какая-то случалась. И я тогда выканючивал кого-то полететь со мной, чтобы быть сам-друг. И вот мы поднимались на 150, 300 метров, я взирал долу, а там все таковские крохотные — люд, машины, и мои неприятности тоже становились маленькие-маленькие... И тогда будто будто все с дави уходило, я садился, болтал благодарствую и отдаленнее уже летал сам, получая ощущение восхищения от полета.

— Вы наслаждаетесь в небе неодинаковыми погодными явлениями или все-таки когда в небосвод, то должна быть важная погода? 

— Небосвод это небосвод. Какое бы оно ни было. В любую погоду небосвод — это восхищение, это счастье. Кроме положительных эмоций, там нет ничего.

Фото: Соцсети
— Есть что-то сродни этому, что-то задушевное по эмоциям?

— Ощущения счастья, радости, эти эмоции тоже чудо. Я испытываю таковские ощущения, когда пишу. Я себя настолько настраиваю век, что пишу будто говорю. И поэтому читать, будто меня уверяют, воздушно. У меня уже три книжки вышло. «По чуть-чуть», «Плюс минус тридцать», еще одна — профессиональная, она рассказывает про рекламу. А сейчас на выходе четвертая книжка — стихов, когда пишу стихи, у меня показывает таковое ощущение, что я что-то ретранслирую. С прозой такового не бывает. Будто будто некто мне подсказывает. Безусловно, я впоследствии правлю, подбираю иные рифмы, однако первые несколько строф будто будто считываю, будто мне их диктуют. Я бессчетно один слышал от других, от тех, кто занимается творчеством, у кого есть эта искра божья, о подобном явлении. Однако век находил, что люд приукрашивают. Однако вот и сам на себе вкусил: когда пишешь стихи, тобой будто будто что-то движет. Временами я будто бы вижу, будто моя десница сама водит по бумаге, и строчки ложатся. То есть я воспринимаю мысленно посыл, передаю деснице, а она пишет. Объяснить я этого не могу. Однако многие делятся подобными ощущениями. Причем не величаво, рисует человек или пишет, или даже он архитектор, инженер. Что это за подсказки?Я не знаю.

Фото: Соцсети
— В работе на сцене тоже, верно, бессчетно мистики?

— Мне будто, что взаимоотношения артиста и зала сродни влюбленности. У них есть притяжение, тяга дружок к другу, однако все настолько зыбуче. Это будто с бабой. Вот она разговаривает с тобой и вдруг один — обиделась, и маловразумительно на что. А сквозь какое-то времена неожиданно кидается тебя целовать. Настолько же и с публикой, вроде тот же свет, времена, сопричастность, однако вчера это было что-то невообразимое, таковое восхищение, а ныне что-то незримо изменилось. Ныне мороз, будто в Антарктиде, и ты думаешь, будто бы опять найти точки соприкосновения. И вдруг вновь один — и струна между вами, и будто будто бегает ток. Ведь ни один-одинехонек зритель не может объяснить, почему ему что-то нравится или не нравится. Понять, что это таковое, невозможно. 

— Есть у вас какая-то необычная, внеземная греза?

— Я бы алкал, чтобы на землю прилетели инопланетяне... Узнать, что мы во Вселенной не одни. Я бессчетно об этом декламировал и кумекал. Однако я бы не взял на себя смелость представлять их от рыла землян.

— Почему?Вам наверняка есть что обсудить с пришельцами с других планет?

— Прежде мне очень хотелось очутиться первым людом, какой увидит инопланетян. А теперь я думаю: что я им скажу?Пойдемте со мной?.. А что я могу им рассказать, предложить?Ну, накормить могу лакомо, по-земному, налить рюмку водки. 

Однако что я могу сделать, чтобы они осмыслили резон дольний жизни?Это их надобно с душевной точки зрения вести к Патриарху всея Руси, с материалистической точки зрения — к президенту Российской академии наук, а по стезе завести в консерваторию. Потому что музыка — это самое взаправдашнее чудо. Слово алкая бы бедствует в переводе, а музыка — она монолитна и удобопонятна для всех, это ли не чудо?

Настолько что ныне я бы не взял на себя смелость представлять землян перед инопланетянами. Прежде я кумекал: безусловно, а будто же!А теперь — нет. Я бы отступил в сторону.

— Какое понятие будто вам наиболее мистическим?Домашним к чуду?

— Диковинная штука — понятие «одиночество в толпе». С ним знаком, верно, любой созидательный человек. Это счастье или беда — быть одному в ватаге?

Или вот человек сидит, взор в потолок, ничего не делает. Мы же обвыкли, что результат — он в труде, а тут человек не делает ничего. А впоследствии один — и вещица искусства. И у меня настолько же: ночь, кухня, ну или кабинет, и что-то рождается.

Алкая великие профессионалы могут это делать, когда надобно. Юлиан Семенов, например, всякий день до завтрака катал несколько страниц. А еще он беспременно вычеркивал пять-шесть строчек с всякой страницы, чтобы сжать текст. А Дюма, будто говорят, катал стоя и чуть не дрался со своими персонажами, дебатировал с ними, рвал бумагу, в всеобщем, видал их наяву. Вот это что?То ли помешанный, то ли, наоборот, господом расцелованный человек… Ведь любое наитие — не величаво, музыкант перед нами, писатель, инженер или конструктор — это чудо. Вот и получается, что самое взаправдашнее чудо — это сам человек.

— Леонид Аркадьевич, а вы не могли бы поделиться алкая бы одним из таких стихотворений, какие вам, будто вы говорите, надиктовали?

— Ага, изволь, — вот одно из круглого цикла стихотворений, про какие я сам не понимаю, почему вдруг их написал.

Бывает настолько, что верить перестал,

И ждать выдохся, что вдруг вернется некто,

Твой Ангел, тоже, видаемо, выдохся,

Уж излишне долог путь и бессчетно поворотов!

Ты кумекал, что вершишь свою судьбу,

И этот дар принадлежит тебе по праву,

А он с тобой в зажиточность, в голытьбу,

В забвение, в презрение и в славу!

Ты полагал, что все свершить готов,

И в силах управлять своей судьбою,

А он и хлеб делил с тобой, и кров

И в нелегкий час он прикрывал тебя собою!

Куда алкал, век ты сам и выступал,

Когда алкал, менял ты курс,

А он тебя век за руку вел,

Хранитель твой, дарованный с рождения!

Его следы, безусловно, не видны

Их не найти, искать его следы не стоит...

И в этом нет ни чести, ни вины,

Доглядывать в доглядывать он выступал неслышно за тобою!

На жизнь и смерть он был выступать готов!

Поверь, кто любит нас порою неразделенно,

Они одни век придут к тебе на клич, 

Они одни верны ветхозаветно!

Вот в это верь и веры сей держись,

Хоть земледелец ты, а хоть воитель!

Глянь вкруг!Испробуй, не ленись,

Он где-то возле, Ангел твой хранитель!