«За историю человечества специальности вымирали, и это нормально. Где-то вследствие вымирания мамонтов, где-то вследствие изобретения новых технологий. С исторической точки зрения у нас ныне идет массовая гибель профессий», — говорит Денис Ребриков.

Какие предпосылки к массовой гибели специальностей возникли сейчас?Прежде итого это появление машинного обучения и ненастоящего интеллекта, что кардинально меняет подход к анализу данных и принятию решения. «Ответы роботов уже абсолютно не выдаются, по сути, от ответов людей. Все колл-центры перебежали на роботов, нам звонят какие-то будто бы люд, и многие с трудом отличают стиль тары-бары-раста-бара робота от манера тары-бары-раста-бара человека. Качество развития робототехники уже превосходит уровень человека во многих областях. Скорость обработки информации роботом колоссально бойче. Людской мозг — в каком-то резоне аналоговая, ламповая схема. Еще одно преимущество ИИ — отсутствие эмоций. Некто не согласится, однако я считаю, что в медицине эмоции вредят», — продолжает профессор.

Из дефектов ненастоящего рассудка лектор выделяет нехватку творчества(какое, впрочем, в медицине не век надобно).

По прогнозам, в США к 2030 году 8% работников сменят профессию из-за развития ненастоящего интеллекта, 30% пролетария времени в США будет выполнять ИИ. Если взять рейтинги специальностей, без которых мы останемся в кратчайшее времена, то в топе — водители, кассиры, бухгалтеры, переводчики. «Что занимательно, ни в одном рейтинге я не нашел специальности эскулапа, — продолжает Ребриков. — Более того, в одном я нашел даже антитезу: что якобы работники здравоохранения, лекари и медсестры, не исчезнут ввек. Однако — ввек не болтай «никогда». Врач — это специалист, врачующий больных. Он ставит диагнозы, разрабатывает стратегию лечения и проводит медицинские процедуры, то есть чинит поломанного человека. Он вначале проверяет, что сломалось, впоследствии придумывает, будто это починить, и чинит. Однако врач видит часть, а ненастоящий интеллект может видеть целиком. Настолько, офтальмолог очень мертво знает глаз, гораздо важнее, чем терапевт или врач всеобщей практики. Ненастоящий интеллект может видеть все эти системы вдруг и понимать».

Операция с помощью робота. фото: almazovcentre.ru
Убивают профессию эскулапа, по его мнению, три фактора: доказательная медицина, ненастоящий интеллект и прецизионная робототехника. В сочетании эти три фактора могут заменить эскулапа полностью.

На принципах доказательной медицины основаны клинические рекомендации, их ныне сотни — и лекари не знают все из них досконально. Однако компьютер их знает наизусть. По сути, с появлением доказательной медицины врач должен следовать инструкции, предписывающей ему внятные деяния, и, если он отошел, его могут наказать. Компьютер же идеально исполняет инструкции, не заблуждается, идет по алгоритму.

Лекари ныне работают в других условиях: повысились нагрузки, повысилась ответственность. Медики дробно пребывают в стрессе и бойко выгорают. А ныне они должны действовать в рамках алгоритмов, почитай будто роботы. Однако компьютер справляется с разбором данных гораздо важнее и бойче. Сейчас показывают системы принятия решений докторами: компьютеризированные алгоритмы, какие подсказывают, будто поступить в той или другой ситуации. Денис Ребриков называет эти системы предшественниками субститутов эскулапа. Месяц назад российский чат-бот сдал испытание на эскулапа на «четверку». Нейросеть миновала шестилетний курс обучения за 6 месяцев.

Могут ли роботы обогнуть хирургов в области медицины?
Фото: АГН «Москва»
Врач оказывает на пациента воздействие словами, веществами(лекарства)и устройствами(медицинские изделия). Будто ненастоящий интеллект будет принимать решения?Уже придуман алгоритм автоматизированной AI-опосредованной диагностики(AMIE, или Аrticulate medical intelligence еxplorer). «Эта штука умеет важнецки говорить. Система ИИ, специализирующаяся на диагностике пациентов, оптимизирована для диагностических рассуждений и тары-бары-раста-баров. Эта AMIE сидит в поликлинике на приеме и, общаясь с пациентом, обыгрывает эскулапа всеобщей практики, гуманоида. Есть и иная система — Computer assisted diagnosis. В итоге попросту диалога с пациентом система принимает решение важнее, чем врач всеобщей практики. Ненастоящий интеллект ныне обыгрывает профессионалов в интерпретации слайдов медицинских данных. Удобопонятно, что мы в посредственном в больнице даже не владеем такового класса профессионала, какого надобно обыгрывать, а железяка век делает идеально. МРТ, УЗИ, КТ ныне интерпретируются ненастоящим интеллектом важнее, чем профессионалом. Я недавно внимал доклад на конференции узистов, они взговорили, что в области УЗИ ныне ненастоящий интеллект обыгрывает профессионального узиста в интерпретации результатов», — продолжает профессор Ребриков.

Если говорить о вмешательствах, то могут ли роботы обогнуть хирургов в области медицины?Недавно роботы выполнили лапароскопическую операцию без участия человека. Истина, доколе у хрюшки. Если ненастоящий интеллект все понимает в области 3D-визуализации, никто не мешает роботу делать во времена операции все то же, что и хирург. «Если хирург, манипулируя хирургическими манипуляторами и видая своими буркалами ту же картинку, принимает решение, то почему это управление невозможно передать искусственному интеллекту, какой интерпретирует ту же, например, картинку УЗИ или МРТ?»

Очень величавым преимуществом перехода на роботов профессор считает то, что все роботы — это одна система: «Это не набор докторов, не то, что мы командируй сейчас к эндокринологу, эндокринолог нас выслал к хирургам, хирурги сделали свою работу и выслали нас на реабилитацию, те сделали свою работу и выслали еще куда-то. Роботизированная система — это итого один-одинехонек робот, какой это все видит и знает про нас все».

Однако кто будет переть ответственность за медицинские манипуляции, выполненные роботом?Доколе этот вопрос прорабатывается во многих областях. Настолько, китайцы в этом году обещают запустить авиатакси с полностью автономным управлением: доколе они думают, кто будет юридически отвечать за принятие решений. Та же самая ситуация с автопилотируемыми машинами на земле. Однако будто всего решение будет найдено, оно подойдет и для медицины, считает профессор и отмечает, что в доказательной медицине не осталось ни одной функции, которую роботы не ладили бы важнее, чем врач. А это значит, по его мнению, что смерть специальности эскулапа верна уже в кратчайшее времена.

И все же — кто будет обучать ненастоящий интеллект?Что будет, если ИИ поведет медиков по «не тому» пути?

Профессор Ребриков считает, что все системы ИИ для медицинского пользования будет допускаться к применению Минздравом или Росздравнадзором.

А если заменяющая эскулапа система(та же AMIE)обмишурится в сборе анамнеза при общении с пациентом?Например, будет разговаривать с алкоголиком, какой будет отрицать, что он алкоголик, или ненормальным, какой будет отрицать, что он безумец. Однако лектор считает, что система, будто и искушенный врач, сможет распознать ложь настолько же, будто различает миллионы лиц в ватаге. Он напоминает, что одно времена разрабатывались системы блокировки управления автомобилем для людей, находящихся под воздействием алкоголя или наркотиков, основанные на движении глаз. ИИ, разбирая эти нюансы, определял, есть ли наркотическое опьянение, по очень неглуб/оким знакам, какие не видит даже специалист. «Я топлю за роботов, да», — подчеркивает профессор.

Что делать, если назначенное роботом снадобье не пристало пациенту и надобен зарубежный аналог?Ребриков считает, что таковские ситуации будут решаться на один по определенному алгоритму: пациент делает запрос, алгоритм вмиг выдает список доступных аналогов

Как правомочно называть ненастоящий интеллект интеллектом: ведь он не формирует свои идеи?Профессор Ребриков ссылается на футурологов, уверяющих, что до этого осталось недолго: в обозримом предбудущем ИИ научится мыслить созидательны: «Однако даже когда этого нет, я не вижу надобности и даже не понимаю, зачем надобна эта креативная история в лечении. Лечение — это разбор больших объемов информации в части диагностики, а затем собственно терапия, то есть воздействие на организм. Где здесь пункт для творчества?»

Дробно успех лечения зависит от эмпатии между пациентом и доктором, благодаря коей возникает максимальное доверие и приверженность к лечению?Однако как пациент сможет доверять искусственному интеллекту?Эффект плацебо или воздействие веры профессор Ребриков называет мощным элементом лечения: «Его можно потерять, если человек не верит, однако, я думаю, что какой-то переходный стадия будет, когда люд будут не доверять, это нормально. Люд век не доверяют новоиспеченным технологиям. Появились микроволновки — все стали говорить: «Не используйте микроволновки, будет рак мозга». Появились сотовые телефоны — все стали говорить: «Не используйте сотовый телефон, будет рак мозга». Появились 4G, 5G: «Не используйте, будет рак мозга». Про все люд говорят, что будет рак мозга, однако впоследствии все равновелико практика показывает, что это рабочая история, что вроде будто рака велико вяще не стало, и все расслабляются и используют. Пациенты увидят, что это работает, и будут глядеть к этому не то что с доверием, а требовать: «Пусть меня проанализирует эта штуковина, какая вообще все понимает, потому что мне соседка взговорила, что ей с этой штуковиной напрямик аккуратно и верно диагноз поставили».

МРТ, УЗИ, КТ ныне интерпретируются ненастоящим интеллектом важнее, чем профессионалом.
Смогут ли роботы проводить психологические сессии?«Безусловно, и психолога великолепно заменит ненастоящий интеллект, — уверен профессор Ребриков. — В том числе потому, что он видит колоссально большенный объем данных. Сейчас японцы делают очень антропоморфных роботов, которых бедственно даже вблизи отличить от человека. Если человеку комфортнее разговаривать с людом, то будет подобный робот».

Это будет не напрямик завтра, однако над этим пора начать думать.

Тем временем ректор РНИМУ им. Н.И.Пирогова Сергей Лукьянов выдвигает контртезис: уверенность в скорой смерти специальности эскулапа основана на крайне дискусионном тезисе о наших знаниях о люде: «Надобно понимать, что они крайне ограниченны. Несколько лет назад казалось: сейчас мы отсеквенируем геном — и-и-и… И ничего маловразумительно, большей части генов мы даже функций не знаем. Выключив весь блок генов, ни один-одинехонек компьютер ныне не может предсказать, что отвалится. Мы, например, исследовали мозг, нашли очень величавый ген, будто нам казалось. Выключили его — родилась мышь без челюсти. Почему?И нет ответа. Что же будет с доктором?По мере того, что показывают мощные технологии секвенирования, разбора, помощники, высвобождаются времена и силы. Масса штук еще не диагностирована, а компьютер, даже самый интеллектуальный, — это компиляции, набор очень сложных систем в плане их возможностей поглощения и сопоставления информации, однако он не будет знать вяще, чем мы. Если мы ничего не знаем про какую-то болезнь, то и ненастоящий интеллект про нее ничего не знает. Мы можем сосредоточиться на том, что все абсолютнее будем проникать в тайны бытия, а разинутые нами явления передавать искусственному интеллекту, какой будет великолепно заменять какую-то часть рутинной работы. Труд эскулапа станет более созидательной, будто и секвенирование генома и линия других технологических инноваций. Я считаю, что медицина станет задушевнее к науке, будут востребованы люд, какие понимают, где есть нестыковки, где не вытанцовывается ответить на вопрос, и этот путь, на мой взор, займет еще десятки лет. Поэтому тревожиться нынешнему поколению не стоит».

Лидия Ильенко, декан педиатрического факультета РНИМУ им. Н.И.Пирогова, профессор, заведующая кафедрой госпитальной педиатрии №2 ПФ, выслуженный врач РФ:

— Я врач с почитай пятидесятилетним стажем. Мне будто, всякий врач изображает ученым, потому что он все времена анализирует, рационализирует и все времена занимается. Однако вдруг всякий врач изображает педагогом. Он учит посредственный персонал, родителей, если он педиатр. Это очень большущая часть его работы, и это, поверьте мне, абсолютно индивидуально, потому что это порой зависит не всего и не столько от диагноза, с каким у нас наблюдается детище, сколько от состояния семьи, от характерологических особенностей, от образовательного ценза, от вещественной обеспеченности семьи...

В работе эскулапа очень бессчетно всяких функций. Как-то каждому доводится сказать: «ваш детище умер». Это боязно бедственно, необычно начальный один, и к этому ввек невозможно привыкнуть. Это ввек не может быть равновелико, это век бывает по-разному, это век бедственно. Может ли ненастоящий интеллект настроиться на ситуацию?Ведь умирают детвора от внезапных заболеваний, катастрофы, умирают мающиеся длительно и длительно хронические детвора, про которых можно сказать, что «отмучился человек», и родители это понимают.

Интернациональная группировка немочей абсолютно не исчерпывает то, что встречается в жизни. У нас есть колоссальное численность того, чего нет в МКБ и не будет ввек, а больные страдают. Это пограничные с нормой состояния, функциональные отклонения и весь линия подобных заболеваний. Их надобно лечить?Безусловно.

Что таковое врач и почему к одним мы идем, поспешаем, а к иным не очень?Потому что врач должен взять за руку, посмотреть, успокоить, не миновать мимо. Сейчас это теряется, однако это врачебное поведение, оно предусматривает тактильные ощущения. И врач должен дать надежду, однако не такую веселую, что все будет важнецки. Нет. Исходя из конкретного случая. Я надеюсь, что, может быть, новоиспеченные поколения доживут до того момента, когда эту функцию сможет на себя взять ненастоящий интеллект. Доколе я себе этого не представляю. Таковские лекари редкость, какие пульс послушают, подойдут, что-то скажут, посмотрят на цвет глазных яблок и настолько дальше. Это и есть мелочи клиники, какие помогают врачу, однако какие важны для больного в процессе осмотра. В процессе тары-бары-раста-бара с доктором больному надлежит стать воздушнее, будто говорят наши корифеи.