— Вряд лишь умер «творец революции», с подачи кого-то из креативных кремлевских товарищей была дана установка: собирать созданья устного творчества масс о Ленине, — пояснил исследователь Михаил Белкин, какой бессчетно лет занимается розысками примечательных эпизодов, случившихся в былом. — К столь важному делу, какое опекал Главполитпросвет, подключились специалисты. В итоге спустя кое-какое времена на основе полученных материалов сделали вывод: вкруг имени Ленина «сложилось бездна народных песен, сказок, легенд... Эти сказки, легенды неоценимы для нас, и прежде итого с точки зрения действительного взаимоотношения широких пластов русского крестьянства и восточных народов не всего к Ильичу, однако вообще к советской власти и коммунистической партии».

Образцы такового фольклора начиная с середины 1920-х и вплоть до 1940-х неоднократно публиковали в журналах и даже выпускали раздельными сборниками. Причем сочиняли их не всего русские, однако и представители других наций: узбеки, киргизы, грузины… Алкая кое-какие из тех, кто исследовал подобные творения, сомневались: вероятно, плоды «творчества масс» все-таки были подвергнуты капитальной редакторской правке, а то и вовсе созданы писателями-стилизаторами.

В любом случае «народная лениниана» оказалась зафиксирована на бумаге. Перевертывая ветхие издания, можно встретить очень колоритные опусы.

Отпрыск из «марзолея»

Содержанием некоторых творений из коллекции собранных им сказок, былин про Ленина Михаил Белкин поделился с «МК».

— Возьмемся с коротенькой «побывальщины», записанной, будто следует из препроводительного текста, во Владимирской губернии образцово сквозь два года после смерти Ильича.

«Был у Ленина товарищ-друг что ни на есть первейший, разверстки комиссар(водится в виду продразверстка — проводившаяся большевиками кампания по принудительной сдаче крестьянами государству всех «излишков» провиантов. — А.Д.). И вот взговорили Ленину, что друг-то его этот обижает мужиков ага живет напрасно, добросердечно всенародное не бережет.

Призвал его Ленин и говорит: «Дружок мой, неизменно ли это?»

Тот молчит, голову повесил.

А Ленин ему: «Мужика теснить ты лева не имеешь. Потому мужик — большущая могущество в царстве, от него и хлеб идет. Значит, будто дружка своего я наказать тебя должен примерно».

Облобызал тут Ленин друга-то, попрощался с ним, отворотился и велел расстрелять его.

Вот он, Ленин-то какой... Справедливость любил».

Писатель Родион Акульшин в 1925-м пополнил собрание всенародного фольклора сказкой, якобы услышанной им где-то в глухомани Вятской губернии. Сперва она называлась «Лукавый Ленин», однако впоследствии получила менее двусмысленное звание «Вот очнется Ильич…». Вещица будет объемное. Поэтому здесь придется дать лишь его короткое содержание и ввергнуть наиболее «сочные» цитаты.

Ленину захотелось устроить проверку: будто пойдут девала в республике без него. Вытребовал он «главного советского доктора»:

«— Можешь сделать настолько, чтобы я умер, всего не абсолютно, а настолько, для виду?

— Что ж, — отвечает доктор, — это можно. Возложим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную, а для прилику стеклом накроем, чтобы перстом никто не тыкал, а то затычут.

— Всего, доктор, чтобы это было в пребольшом промежду нас секрете. Ты будешь знать, еще Надежде Константиновне скажем…»

Скоро обнародовали всему народу, что Ленин умер, и началась эта доверительная «спецоперация», загаданная хитроумным вождем.

«Возложили Ленина в амбаришко, марзолеем зовется, и стражу у дверей приставили. Проходит день, два... неделя, месяц — наскучило Ленину лежать под стеклом. Вот один-одинехонек один ночью выходит он потихоньку задней дверью от марзолея и напрямик в Кремль, в главнейший дворец, где всякие заседания комиссарские. В дверях его проворонили, потому в кармане у него купюра вечный валялся, а шапку он насунул побасистее, чтобы не узнали…»

Замаскировавшийся Ильич поговорил с ночными уборщиками в залах и услышал от них, что после его смерти коммунистов в стороне стало вдвое вяще, а кое-какие европейские страны «с нами хотят подружиться»…

Вытекающие две ночные вылазки Ленин предпринял — опять инкогнито — на завод и в деревню. Там он тоже выведал бессчетно милого: мол, производство заводское растет, на селе повсеместно открывают избы-читальни…

Заканчивается сказка настолько: «Вышел Ленин из избы ликующий, в марзолей возлег угомоненный, спит вот уже бессчетно дней после своих странствований. Теперь уже, верно, скоро очнется. Вот радость-то будет».

Знаменитая советская писательница Лидия Сейфуллина еще в начале своего творческого пути записала услышанную от некоей хуторянки «из глухого уезда Оренбургской губернии» сказку, которую опубликовали в 1924 году. Первоначальное звание «Мужицкий сказ о Ленине» позднее было заменено другим — «Будто Ленин с царем народ поделили».

Взялось эпическое. «Вот приходит один-одинехонек один к царю Миколашке самый главнейший его генерал: «Настолько и настолько, ваше царское величество... объявился всем наукам обученный въедливый человек. Безвестного он чину-звания, без пашпорту, а по прозванию Ленин. И грозит этот самый человек: «На царя Миколая приду, всех царевых солдат одним словом себе заберу, а генералов всех, шефов, офицеров-благородию и тебя, царь Миколай, в прах сотру и по ветру пущу. Слово таковое у меня есть».

Перепуганный царь обещает отдать Ленину полцарства, лишь бы всего тот не вверг свою угрозу в исполнение. Однако «дотошный человек» соглашается на это лишь при найденном обстоятельстве: пусть царь оставит себе всю «белую кость» — «генералов, шефов, офицеров-благородию со всеми их отличьями, со всеми чинами, крестами, наградными аполетами», «господинов-помещиков», коммерсантов, заводчиков вкупе с их изобилиями; а ему, Ленину, отдаст «черную кость» — крестьян, солдат, фабричных рабочих и еще кроме того «скот на племя, поля травные ага землю-родительницу для пахотьбы».

Сделка совершилась. Ленин своих подшефных настроил на созидательный лад: «Забирайте землю, скот и хозяйствуйте». У Миколашки же его «белая половина» все свое зажиточность скоро выжила, а новых работников, чтобы пополнить его, не смогли найти. Царь выслал тогда разъяренное послание: «Ленин, надул ты меня. Взял себе всю «черную кость», а мне отдал не добытчиков, а прожитчиков… И будто дошло девало нам, что хоть ложись ага помирай, то идут на тебя бранью генералы мои, офицеры-благородию, чтоб отбить нам назад к себе всю «черную кость».

«Ленин проповедует индусам», Палех.
Финал у сказки, сочиненной в разгар Партикулярной, вышел с жизнелюбивой начинкой: «И с того дня теперь брань пошла промеж белокипенной костью ага черною. Всего длительно белокипенной не выстоять, будто обвыкли генералы, офицеры-благородию, команду на бойца кричать, войски туды-сюды передвигать, а сами в войне отбиваться непривычные, будто есть в них жительствовала филигранная. И недолго им на белокипенном свете выстоять...».

Сказание, народившееся в иваново-вознесенских краях, «Ленин не умер — он жив» содержит и вовсе подобный элемент фантастики, что впору Герберта Уэллса вспоминать!Притом повествование о событиях дано в классическом для русских былин распевном манере.

Некий «аглицкий государь» ноет своим министрам ага фабричным хозяевам, что взялся «на землях наших родных»(то есть на территориях, где правили родичи британских венценосцев — Романовы)опасный неприятель. «Невозможно словити ворога лютого, обольстительного, что мешает землями ведати, девала вершити. Прозывается он Лениным-бусурманином. Сам он правит державой той, за морем... Суда наши не дойдут до державы его — перетонутся. Пушки наши не стрельнут ядрышками — порассыплются. Солдаты мои не пойдут на народ — разбунтуются. Подослать кого для придушия — не пропустит держава советская, а охрана всенародная российская бережет свово основного. Невозможно тягаться с Лениным».

Выискался «холоп», у какого было, оказывается, на подобный случай свое ноу-хау. «Государь ты наш аглицкий, не встреть мое слово в насмешечку, прикажи отпустить из казны твоей денег золотом. Изобрел я средствие для ворогов твоих и державы аглицкой. И то средствие — не лекарствие, не крупинки в порошках больным и не пушка самострельная. А то средствие — невидимое, прозывается радиальный волной незаметною. Наведем волну напрямик на Ленина. И подохнет он, будто сам умрет».

Отдаленнее события развиваются по всем законам драматургии.

«…С той поры занемог Ленин-батюшка, сквозь средствие невидимое, что наименовал холоп радиальный волной незаметною. Занедужил отец, на постель прилег, и закрылись бельма его ясные. Однако не умер он, не пропал навек… Радиальная вал промахнулася. Головы его не затронула. Всего с ноженек пригнела к земле ага и дыхание призамедлила…»

Эпилог попахивает мистикой: «Ленин жив, лежит на Москве-реке, под кремлевской стеной белокаменной. И когда на заводе винтик спортится или, выговорим, у нас земля сушится, поднимает он свою голову и идет на завод, винтик клепает, а к полям сухим гонит облако. Он по проволоке временами кричит, меж людами показывает. Тот, кому довелось внимать речи его, тот навеки пойдет путем верным. Дробно слышат его съезды партии, обездоленный трудовой народ. Всего видеть его не под силу нам. Радиальная вал малозаметная закрывает его от рыла людей».

Лаковая миниатюра «Ленин».
Чудо на охоте

А теперь обратимся к «ленинскому» творчеству других народов Советского Альянса.

Вот фрагмент армянской поэмы «Ленин-вождь», опубликованной в 1937 году. Записана со слов старика-шерстобоя Габо Барцумьяна, какой перенял ее у сказителей-ашугов.

«…Все беки и аги засели на коней, /Пошли-поскакали на Ленина-вождя. /Рабочих своих собрал Ленин-вождь, /Опамятовались. Кто взял кирку, кто — молот, кто — серп. /Сам Ленин-вождь засел на коня, поскакал, /Шаумян-вождь засел на коня, поскакал, /Мясникьян-вождь засел на коня, поскакал, /Микоян-вождь засел на коня, поскакал, /Калинин-вождь засел на коня, поскакал, /Сам Сталин-вождь засел на коня, поскакал, /За ними пошла беднота…»

Удобопонятное девало, столь грозной могуществе беки противостоять не смогли. Победу одержали «наши».

Очень «продвинутой» оказалась фантазия у безымянных авторов эвенкийской сказки «За горестями рассвело», записанной для публикации в 1931 году. Завязка сюжета таковая: взялся в тайге некий Владимир, высланный сюда в ссылку на 10 лет, и стал учить охотников. «Вы среди изобилий живете… Вам надобно зверя вкупе добывать, торговать вместе». Однако злокозненные купцы подговаривают народ: «Владимир царю ворог. Кто убьет Владимира, царь тому три целкового награды даст».

Охотник Долбонэ постановил застрелить царского оппонента и, когда Владимир отправился в тайгу, пошел вдогон за ним. Однако осуществить загаданное оказалось нелегко.

«Целит в голову, смотрит — головы у Владимира нет, одно тело за мушкой идет… Начнет целить в спину, смотрит — ноги идут, над ними башка идет, а спины нет, мушка в пустое пункт глядит…»

На защиту потенциальной жертвы охотника восстали все силы природы.

«Глухарь с ветки ему кричит: «Меня убей, Владимира не убивай». Белка кричит ему: «Меня убей, Владимира не убивай». Серый бежит, медведь из-за кедра высунулся, сохатый рога тянет, выдра на брюхе ползет, все кричат: «Меня убей, Владимира не убивай».

Никого не стал убивать Долбонэ... Ходит по тайге, думает: «Почему у Владимира головы не было?» — «Я загораживала», — говорит пихта. «Почему у Владимира спины не было?» — «Я загораживал», — говорит багульник».

В итоге у сказки абсолютный хеппи-энд: Владимир, вернувшись из ссылки, прогнал царя и злодеев-купцов, самому Долбонэ новоиспеченная советская власть дала бессчетно провиантов и товаров, а его сына выслала в большенный город заниматься, чтобы впоследствии он сам в кооперативе торговать смог.

На зюйде, в далеких Туркестанских краях, сочинили про Ленина песню, неприкрыто возвысив его до сказочных «кондиций»:

«Если Ленин видал, что на дехкана напал грабитель, то Ленин брался за меч и боролся дехкана, не крушась собственной жизни. Если Ленин видал, что у дехкана занедужило дитя, то он сам брался за лекарства и спасал отцу ребятенка. Если Ленин видал, что у дехкана бедственная труд, с коей нелегко свериться одному, то он брался за кетмень и помогал дехкану в работе…»

Еще одна песня из фолк-ленинианы, узбекская. Будто пояснял человек, сохранивший текст, этот песенный диалог при нем исполняли два узбека, сидевшие в противоположных концах чайханы:

«— Взговори, истина ли, что Ленин, какого сейчас нет на земле, родился от месяца и звезды?

— Истина.

— Истина ли, что когда Ленин взговорил первое слово, то это слово было…

— «Хлеб и свобода».

— Истина ли, что у Ленина левая десница с плеча по локоть золотая?

— Истина.

— Истина ли, что когда некая баба выпалила в Ленина, то пес, лизнув вытекшей крови, сдохла, ибо пуля была с ядом?

— Истина.

— Отчего не умер он?

— В жилах его не кровь, а огонь. Огонь пожег отрава.

— Умер ли он?

— Нет. Он ретировался от нас наверх. Ему покойнее смотреть сверху».