«В шоу-бизнес попадали сквозь постель»

— Юлиан, вы как-то взговорили: «Чем крохотнее меня показывают по телевизору, тем важнее заполняются залы на моих концертах». Будто таковое вероятно?

— У нас, по сути, есть двадцать артистов, которых крутят с утра до ночи. Людей уже тошнит от них, а они все звучат и звучат. Меня ввек по телевизору бессчетно не демонстрировали, однако всякое мое выступление запоминалось. Может, я попросту яркий подобный. У меня итого несколько клипов, в основном всего концертные программы. Я вообще не в шоу-бизнесе.

— Сейчас многие артисты сетуют, что у них нет денег, концертов стало меньше…

— Артисты век плачутся. Необычно ужасно смотреть, когда плачутся люд небедные. В пандемию таковое было необычно дробно. Когда они выканючивали какие-то дотации, я попросту не вынес и взговорил, что у них совести нет. Плакаться не надобно — надобно оскаляться.

— Вы взговорили, что есть двадцатка топовых артистов. А будто в эту двадцатку попадают?

— Понятия не имею. Прежде, в 90-х, сквозь постель можно было попасть. Или сквозь гроши большущие. Сейчас вообще все поменялось. И скоро эти двадцатки тоже изменятся.

— Вы достанетесь в новую двадцатку?

— Думаю, ага. Меня сейчас стали гуще приглашать, показывать. Однако я живу по Булгакову и ввек ничего не прошу. Когда мне говорят: «Вот, сейчас «Огонек» начинает сниматься. Может, надобно кому-то позвонить?», я век отвечаю: «Пусть снимается». Я ввек не был, например, в «Песне года». И горжусь этим!

— Даже с «Русским вальсом»?

— Ага, «Русского вальса» там не было. Игорь Крутой отчего-то не кликал меня туда. Когда вышел «Русский вальс», все эфиры были платные. Это сейчас ни для кого не секрет. 10 тысяч долларов стоил финал программы, а три тысячи долларов — месячный выпуск. Вначале надобно было купить месячный, а впоследствии финал. То есть 13 тысяч долларов надобно было завеять. Мне казалось, что таковские вещи делать басистее моего совершенства. Для Пахмутовой, автора «Русского вальса», тем более. А теперь мне дебютантом «Песни года» быть уже диковинно.

«Петь для баб, мамаш наших бойцов — это норма»

— Зато вы сейчас деятельно выступаете в госпиталях, где восстанавливаются наши военные.

— Военные, учителя и лекари — три главных для меня специальности. Если мне говорят, что надобно спеть для них, я век соглашаюсь. И ввек не спрашиваю, сколько мне за это заплатят. Недавно заливался в лазарете им. Бурденко. Был абсолютно невообразимый концерт. Будто можно для них не петь?Наши ребята, какие вернулись с фронта, фантастические!У них подобный свет в глазах, что от них сам заряжаешься оптимизмом. У одного парня не было ноги и десницы, он сидел в коляске. Вдруг говорит: «Я хочу с вами сфотографироваться, у меня мамка вас очень любит» и начинает вставать с коляски. Я ему говорю: «Сиди, я сейчас сам подойду». А в ответ слышу: «Нет, я хочу мамке прислать фотографию, где я стою». Вот таковские у нас потрясающие ребята, будто для них не петь?

— Многие вообще не знают, что вы вручаете таковские концерты!

— Я же ввек не афиширую, что пою и для военных, и для их фамилий. До этого был концерт в Ярославле. В зале жены и вдовы наших бойцов, их матери. Поехал и заливался. Об этом даже не надобно говорить, это норма!

— Надобно как-то необычно настраиваться перед таковскими концертами?

— Мне никак не надобно настраиваться. Для меня что английская королева, что люд на заводе, что военные или учителя — одна публика. Нет никаких несходств.

Фото: Лилия Шарловская
«За выступления платили, однако гостинцев от Ельцина не было»

— Перед королевой когда выступали, тоже не волновались?

— Нет. Я считаю, что если ты волнуешься перед выступлением, то тогда тебе надобно вон из специальности.

— В тот момент, когда пригласили петь перед королевой Англии, вам, верно, завидовал весь шоу-бизнес!

— Верно. Я что-то тоже об этом слышал. Однако я не виноват, что спел для английской королевы. Меня пригласили. Все выходило в Кремле. Все были потрясающе одеты. И Ельцин, и все члены правительства опамятовались в смокингах. Подобный был дресс-код. Я тоже заливался в смокинге. У меня тогда его не было, пришлось звонить Зайцеву. Слава богу, у него выискался смокинг, уже готовый. Не пришлось шить по моим размерам.

— С Вячеславом Михайловичем вы дружили?

— Ага. А теперь я дружу с Егором, его сыном. Недавно был на показе новоиспеченной коллекции. Егор поднимает из руин Дом моды. Мы будем с ним делать новоиспеченные костюмы, стряпаем для сцены несколько вариантов.

— Егор продолжает девало родителя?

— Ага. А все разговоры, какие мы можем наблюдать в разных ток-шоу, где показывают псевдонаследники, это все поклеп чудовищный.

— Юлиан, а почему Егор не водился с батею в заключительные годы?Вячеслав Михайлович сетовал, что сын даже не поздравил его с днем рождения!

— Верно, там некто кого-то накручивал. Вкруг Вячеслава Михайловича было столько людей, какие ему «помогали советом»… В какой-то момент они разругали Егора со Славой. Слава был очень болен в заключительные годы. Были люд, какие могли манипулировать, управлять, будто угодно им настраивали Славу. А в это времена Егор спасал от долгов Дом моды, если бы не Егор, Дома моды сейчас бы не было. Егор — гениальный дизайнер. Он век был абсолютно потрясающим художником. Половина коллекции Славы это Егор. Все самое продвинутое и современное было от него.

— Про вас самого век ходило бессчетно слушков. Какой самый запоминающийся?

— Чего я всего о себе не декламировал!У нас, впопад, очень бессчетно артистов, какие особенно дровишки в камин, будто кость псине, подкидывают, чтобы о них всего написали. Я ввек настолько не ладил. Про меня сами сочиняли. В какой-то момент дошло до того, что про меня катали, будто бы я нагульный сын Ельцина.

— Вы не его нагульный сын?

— Нет.

— Однако то, что он вас очень боготворил и век звал на все кремлевские приемы, это факт!

— Однако чай с президентом я не выпивал. Ага, мы регулярно встречались, меня дробно звали на приемы в Кремль. Важнецкий вкус у президента был. А кого еще приглашать было в то времена?! Это были лихие 90-е. Вы помните, какие в то времена песни звучали?«Русский вальс», безусловно же, выделялся. В то времена болтали: «Гимна у нас в стороне нет, зато есть «Русский вальс». Почему меня настолько дробно звали в Кремль, верно, надобно было спрашивать у Ельцина.

— Вы дарма выступали в Кремле или за гонорар?

— Ага нет, по-моему, платили. Гонорар был. А гостинцев от Ельцина я не получал.

«Если бы Добронравов не запамятовал зонт, мы бы не встретились с Пахмутовой»

— Будто вообще «Русский вальс» взялся?

— Он написан был в 1992 году. Я сам попросил Александру Николаевну Пахмутову и Николая Николаевича Добронравова сочинить песню о России. «Русский вальс» мы катали фактически втроем. Я очень внедрялся в этот процесс. Было несколько вариантов стихов. По-моему, у нас получилось. Это песня, без коей не обходится ни один-одинехонек мой концерт уже на протяжении тридцати лет.

— Ни для кого не секрет, что Пахмутова и Добронравов в те времена были гонимыми авторами. Они и сами об этом болтали. А вы были тому свидетелем?

— Ага, когда мы встретились, они болели сложнейший момент. Это были очень бедственные годы для всех: и для них, и для Зыкиной, и для Мордюковой. А мы все как-то сплотились. Они во мне, верно, почувствовали продолжение, мостик из Советского Альянса в новоиспеченное времена. Я же век боготворил все важнецкое, что было в советское времена. В то времена мне было 20 лет, однако и Зыкина, и Мордюкова мне болтали: «Ты наш». Я с малолетства боготворил советскую классику. У меня воспитание отвечающее. Дедушка собирал пластики Утесова, Шульженко. Я с пяти лет все это внимал. В 90-е мне, впопад, многие продюсеры болтали: «Юлиан, что ты поешь?Кому это надобно?Ты не раскрутишься с таковским материалом, у тебя ничего не получится». Я их всех посылал. Ага, может, у меня путь очутился длиннее, чем у некоторых. Какие один — и становятся звездами. Однако они впоследствии, сквозь год-два, гаснут!...Алкая многим я виделся таковским счастливчиком!А на самом деле тот же «Русский вальс» вырезали на телевидении, на радио не становили, я сквозь это миновал. Помню, опамятовался в одну из программ. Мне говорят: «Ага, «Русский вальс» важная песня. А кто написал?» Отвечаю: «Пахмутова и Добронравов». И слышу: «Ой, не надо».

— А почему к ним тогда настолько относились?

— Потому что это было взялось 90-х годов: все советское ругали. Сейчас, безусловно, невозможно даже в это поверить.

— Они велико болели из-за травли?

— Болели. Они даже мне болтали: «Брось нас, Юлик, не вкалывай с нами. Тебе будет тяжело».

— А вы что отвечали?

— Я век им болтал: «Нет, мы победим». У нас был альянс невообразимый. И мы одолели. Они очень поддержали мне, а моя молодость, напор и продюсерская жилка поддержали, получается, им. Мы дружок другу поддержали. У них второе дыхание тогда открылось. Сложные годы были. Вдова великого композитора Евгения Птичкина, какой написал «Ромашки спрятались», всякое утро подходила к коллекции картин, какая у них была, и кумекала, что же ныне продать, чтобы выжить…

— Александра Николаевна и сейчас переживает непростой стадия после ухода Николая Николаевича. Вы с ней общаетесь?

— Ага, мы беспрерывно водимся. Безусловно, для нее это огромнейший удар. Они 70 лет вкупе отжили и стали монолитным круглым. Она очень железно выдерживает этот непростой для себя момент. С одной стороны, ей бедственно. А с другой, она играет свои песни, дробно вспоминает о Николае Николаевиче, смотрит фотографии, видео… Она очень большой человек. Завершающий один, когда мы с ней созванивались, у нее минорные нотки прозвучали в голосе. Я говорю: «Вы должны долго-долго жить. Николай Николаевич будет с нами, поэты не умирают. Вы должны жить ради него и ради нас». Она говорит: «Я не знаю, сколько мне еще осталось». Бывают безнадежные моменты, однако музыка спасает ее. Возле с Александрой Николаевной важнецкие люд, поэтому все будет важнецки.

— А будто вы познакомились с Пахмутовой?

— Все знакомства в моей жизни были случайными. Мы встретились на Всесоюзном радио: я тогда уже начинал записываться. Пахмутова стояла у входа на радио. Дожидалась, будто выяснилось, Николая Николаевича, какой в студии запамятовал зонтик. Если бы не этот зонтик, они бы отъехали раньше… Я вхожу в бюро пробелов и вижу Пахмутову. «Александра Николаевна, приветствуйте, — говорю ей. — Будто же я вас люблю». Слово за слово, мы разговорились. Она дала мне собственный телефон, началась дружество. Не попросту дружество — мы очень бессчетно времени коротали вкупе, все праздники встречали…

Фото: Лилия Шарловская
«Вместо «здравствуйте» Зыкина осведомилась: «Есть хочешь?»

— А с Зыкиной будто познакомились?

— И с Зыкиной настолько же. Это было на гастролях спустя несколько лет. Наши номера располагались визави дружок дружка. Я выхожу из своего номера, она — из своего. И вместо «здравствуйте» говорит: «Есть хочешь?» Она к тому моменту осведомила и меня, и что мы с Александрой Николаевной взялись работать. Я опамятовался к ней в номер, она напитала меня своими котлетами. Артисты того стадия обвыкли все возить с собой.

— Она относилась к вам будто к сыну?

— Ага, и она, и Мордюкова. Мы очень дружили. К сожалению, их уже нет. Люд уходят, остается невообразимая боль.

— Однако у вас осталась частичка от наследства Зыкиной!

— Если верить телевизору, то чуть ли не все ее бриллианты будут у меня.

— А у вас нет бриллиантов Зыкиной?

— Нет. У меня ее бриллиантов нет. Алкая у меня взаправду есть память о Зыкиной, это полотно, которую она вышила своими десницами. Она сейчас висит у меня дома.

— Что вышито?

— Цветы. Маки. Людмила Георгиевна потрясающе вышивала. У нее круглая собрание картин была, я не знаю даже, где она сейчас.

— Будто настолько получилось, что вы смогли очаровать Пахмутову, Зыкину, Мордюкову, а с Пугачевой у вас не сложилось?

— Я ее бросил Филиппу Киркорову.(Заливается.)А надобно было, чтобы сложилось с Пугачевой?

— Она в те времена боготворила молодые таланты…

— У меня ввек не было с ней ни теплых, ни холодных взаимоотношений. Единая встреча с Пугачевой была на премьере кинофильма «Мама» с Нонной Мордюковой. После кинопоказа мы сидели на банкете втроем. Тогда Алла у меня осведомилась: «А чего ты ко мне ввек не приходил, не выканючивал ничего?Даже изумительно. Все сам». Я ей откликнулся: «Вы же жительствуете, верно, в мире просьб». У нее был штаб, куда все приходили с кассетами, приносили свои песни и молились, чтобы их взяли. Я меня там ввек не было. Ей, впопад, мой ответ, по-моему, показался, что хоть некто у нее ничего не выканючивал.

— Про окружение Аллы мы знаем. А кто будет в вашем окружении?

— В моем окружении почитай нет артистов. Со Стасом Садальским дружу, с Анастасией дружу… Я вообще не верю в дружбу между артистами.

— Почему?Из-за ревности?

— Не знаю. Может, из-за занятости. У меня дружки — всегдашние, простые, нормальные люд. И вообще, век надобно тянуться к более возвышенным людам, потому что тогда и ты сам идешь вверх. У меня таковое окружение, и я горжусь им. И даже когда они уходят из жизни, я знаю, что они на небесах наблюдают за мной. Я верю в жизнь на том свете. И эти ангелы, какие ретировались туда, век со мной.

— Вы человек верующий?

— У нас столько верующих сейчас. Смотрю на них: они веруют, а впоследствии выходят из церкви и грешат. Однако я аккуратно с небом нахожусь в хороших отношениях.

— Заповеди чтите?

— Они все прекрасны. Причем в любых религиях. Я, впопад, мечтаю о том, чтобы все религии мира объединились. Верно, этого ввек не случится. Однако если все соединятся, тогда не будет никак браней, какие мы сейчас видаем между Израилем и Палестиной…

Юлиан и Анастасия.
«Важнецки, что расстались с Анастасией. Теперь дружим»

— Юлиан, не можем не спросить вас об Анастасии, с коей вы вначале поженились, а сквозь год развелись. Почему с ней не вышло семьи?

— Мы ошиблись. Самое адово, что могло быть в нашей истории, что мы могли дружок дружка возненавидеть. Слава богу, этого не случилось. Мы с ней сейчас дружим еще вяще, чем до альянса. Я ее очень люблю. Безусловно, Настя — генерал в юбке, человек, какой всеми командует.

— Дружество во многих семьях и изображает основой беспробудного альянса!

— Однако не в нашем случае. Мы не могли жить вкупе. Мы перепутали дружбу с любовью.

— Вы были важнецким мужиком?

— Я, верно, был важнецким мужиком. Однако век есть две правды. Тебе будто одно, а кому-то будто иное.

— Признайтесь беспорочно: вы не поделили финансы?

— Ага при чем тут финансы?! Там абсолютно иное. Во-первых, я люблю Москву. Считаю, что надобно жить здесь, потому что тут вся труд. А Настя любит быть в лесу. У нее весь гектар в Тверской области.

— То есть она заставляла вас работать на участке?

— Я в лесу пробыл недолго, был там наездами. Получается, что тот год, какой мы находились в официальном союзе, мы не весь вкупе проложили.

— Вы соболезнуете, что ее затеряли?Она сейчас безоблачна с другим мужиком!

— Мы будто один счастливы сейчас: я безоблачен, что нахожусь один-одинехонек, она безоблачна со своим мужиком. Мы дружим. И наша дружество проверена годами.

— Какая все-таки вам надобна баба?

— Она должна знать, что век будет на втором месте. На первом у меня музыка. И еще: если у меня будет свадьба, об этом вообще никто не узнает, потому что счастье любит тишину.

«Мир спасет любовь»

— У вас недавно был юбилей. 50 лет. Ощущаете возраст?

— Я вообще возраста не ощущаю. Как-то мне казалось, что 50 лет — все, уже старость. А сейчас я понимаю, что 50 лет о-го-го еще!Я не стал устраивать пышных празднований по поводу 50-летия. Считаю, что сейчас надобно сопоставлять вещи. Когда наступит иное времена, можно делать под баяны юбилеи. Я попросту отметил день рождения в кругу семьи и самых близких людей.

— Однако к юбилею вы основательно подготовились: похудели!

— Слово «худеть» ввек невозможно произносить, это от слова «худо». Я низверг вес.

— Будто роняли?

— Первое, что я сделал, скинул хлебницу из дома. Вывел из рациона хлеб, газировку и сахар. Не скрываю, что раскалывал уколы, настолько делают многие звезды, в том числе и мировые. Однако перед этим я пошел к эндокринологу, какой мне их и прописал. Теперь я считаю калории и бессчетно гуляю с псиной. После пятидесяти прогулки на свежем духе необходимы.

— Юлиан, о чем вы грезите?

— Я мечтаю о том, чтобы люд дружок дружка полюбили. Я век дебатировал с Достоевским, какой ратифицировал, что краса спасет мир. Мне будто, что не краса спасет. Она очень хрупкая, беззащитная. Всего любовь спасет мир. Я понимаю, что собственно от нехватки любви и веры дружок в дружка происходит то, что мы видаем в Израиле, в Палестине... Мне очень охота, чтобы у всех была упование на важнейшее.