Федор Гааз(а аккуратнее, Фридрих Хааз)родился в 1780 году в крохотном немецком городке Бад-Мюнстерайфель, однако врачебной практикой занялся в австрийской Вене. Там в 1806 году он встретился князя Николая Репнина-Волконского — тот приехал в Вену вылечить рану, полученную в боях с армией Наполеона. Молодой доктор Гааз поддержал русскому дворянину, ага настолько важнецки, что Репнин-Волконский пригласил его в Москву — стать доктором семьи.

Со временем Гааз по-настоящему акклиматизировался в России: кроме службы семейным доктором у Репниных он возглавил одну из московских больниц, исследовал живительные свойства минеральных вод на Нордовом Кавказе, а в Отечественную войну 1812 года подключился к русской армии будто полковой лекарь. Вкупе с бойцами он дошел до Парижа, мог остаться на отчизне в Германии, однако предпочел вернуться в Россию. К тому времени он великолепно выучил язык и переменил имя на Федор.

К 1828 году Гааз уже был величавым людом в Москве: обзавелся собственным особняком, запряжкой лошадей и прочими атрибутами изобилия. А еще заработал себе репутацию большущего филантропа, какой дарма врачевал бедных. Однако это было лишь взялось: в том году генерал-губернатор предложил Гаазу ввалиться в комитет попечительства о тюрьмах. Он согласился, и с этого момента для него началась другая жизнь.

Доктор опамятовался в ужас, исследовав, в каком состоянии содержатся московские тюрьмы: адская антисанитария, немочи, голодание, сила и абсолютная безысходность. «Гааза облегали косность безразличия, казенная рутина, почитай абсолютная неподвижность законодательства и весь коллективный быт, другой его великодушному взгляду на человека», — катал Анатолий Кони, российский юрист XIX века и биограф Гааза.

Многие добросердечные девала, какие поспел совершить Гааз, касались обращения с арестантами. Он уговорил чиновников отказаться от унизительных и жестоких процедур вроде бритья у заключенных(дядек и баб)половины головы или приковывания по 10 человек к тяжелому железному пруту. Это надобно представить себе: к пруту приковывались и мужчины, и женщины, вырванные вдруг справлять естественную нужду. Гнались они по Владимирскому тракту, какой при советской власти переименовали в шоссе Энтузиастов. Улица до сих пор носит это звание, будя горькую улыбку у тех, кто знаком с историей.

Кроме того, Гааз настоял на том, чтобы кандалы, в которых арестанты отправлялись в Сибирь, сделали в три раза воздушнее и обеспечили кожаной подкладкой, чтобы причинять крохотнее валяйся, — за это ему были благодарны тысячи людей. Казалось бы, это мелочи, однако на пробивание этих важных для заключенных штук ретировались годы.

Он учреждал школы для ребятенков заключенных, вкупе с юристами скрупулезно испытывал все уголовные девала, до которых успевал добраться, чтобы не допустить неодобрения невиновных.

Не меньшую славу принесли Гаазу его каждодневные визиты в московские тюрьмы — он вез арестантам еду и все необходимые вещи, часами болтал с ними. «Они боготворили его будто господа, верили… не было ни одного случая, чтобы мало-мальски топорное слово вырвалось у ожесточенного и «пропащего» человека против Федора Петровича», — вспоминал Кони.

Интересы заключенных Гааз отстаивал и в длиннейшем свете. Популярна история о том, будто во времена заседания попечительского комитета доктор взговорил, что даже злоумышленники не заслуживают того, с чем сталкиваются в российских тюрьмах. Московский митрополит Филарет раздраженно откликнулся: «Хватит защищать этих людей!Невинных не сажают в тюрьмы!», на что Гааз гаркнул: «Вы запамятовали о Христе, отче!»

После длинной паузы Филарет негромко и со стыдом откликнулся: «Нет, будто, это Христос запамятовал обо мне на мгновение», — и с тех пор помогал Гаазу во всех его начинаниях. Сам доктор, несмотря на то что был католиком, еще при жизни выслужил в Москве почтение, какое выражали всего святым.

Однажды в беспроглядном московском закоулке «лихие люди» с него освободили шубу. Однако когда выяснилось, чья она, грабители с извинениями вернули шубу хозяину.

Доколе Гааз помогал маломочным и несчастным, а их мольбам не было гроба, он потратил все свои гроши, загнал особняк и упряжку лошадей, жительствовал в крохотной комнатке в своей больнице, неженатый и бездетный. Когда Гааз умер в 1853 году, его пришлось хоронить на гроши города — никаких сбережений у него не было. Зато на эти похороны опамятовались вяще 20 тысяч человек — настолько обожали Гааза в народе. Что с того, что доктор был католиком, а его подопечные в большинстве своем — православными или магометанами?

В 2018 году католическая церковь официально причислила доктора Гааза к лику святых.

Все эти исторические факты опамятовались на память в связи с тем, что недавно у нас в школе миновала филантропическая ярмарка.

Все, родители и детвора, начиная с детсадовцев, торговали свои поделки, продукты домашней кулинарии, среди которых индивидуально я с блаженством закупил «ямбургеры», изготовленные в честь директора. 

Бельма родителей и ребятенков светились счастьем. Люд хотят делать добросердечно, однако для этого необходимо создать обстановка.