«Остается гадать всего на чудо»

В гробе марта 2022-го Наталье Костюковой и ее мужу Александру чудом удалось выбиться из пламенеющего Мариуполя. Выступали сквозь дым и пепел пехом. Путь была раздолбана. Когда начинался обстрел, они прятались в воронки от снарядов. В поселке Мангуш они завидели блокпост с буквами Z и V. Российские военные подкинули их на машине до эвакуационного лагеря, где Наташа с Сашей начальный один за заключительные два дня закусили.

Из Бердянска на гуманитарном автобусе супруги добрались до Джанкоя. На путях в Джанкое стоял поезд, какой выступал в Екатеринбург. Выбора не было. Настолько Наталья с мужиком сквозь трое суток оказались на Урале.

Их водворили в пункте временного размещения в Нижних Серьгах, в 98 километрах от Екатеринбурга.

И Саша почитай на 7 месяцев влетел в больницу. У него в Мариуполе при обстреле на мурле разлетелись очки, пришлось доставать осколки из бельма. А при рентгене медики вскрыли затемнение в легких. Саша с Натальей при бомбежках укрывались в подвале девятиэтажки, какой прилегал к «Азовстали». Когда на заводе взорвалась цистерна с аммиаком, Саша, по всей видимости, вобрал ядовитые испарения. Получил химический ожог легких. Из больницы его выписали тогда, когда раны на легких полностью зарубцевались.

Спустя год пункт временного размещения в Нижних Серьгах раскассировали. Наталью с Александром перебросили в Екатеринбург, в ПВР. Саша стал работать на «Уралмаше» водителем на бетономешалке.

— Мы сейчас капельку успокоились, — рассказывает Наталья. — Уже не настолько дрожим громких звуков. Не бежим к подоконнику, чтобы спрятаться под него и закрыть голову десницами. Однако когда взрывают петарды или пускают салюты, сердце по-прежнему начинает колотиться.

Наталья Костюкова.
Наталья говорит, что и здешние обитатели к ним уже обвыкли.

— Было таковое, что нам под окнами вопили: «Хохлы долбаные, валитесь к себе на Украину». И к нашим мужикам цеплялись. Случалось, болтали: «О, хохлы, это из-за вас наши ребята гибнут на Украине». Сейчас такового уже нет. Несогласия как-то сгладились.

Перед «Прямодушный линией» президента, будто рассказывает Наталья, они выслали Владимиру Путину обращение.

— Потому что на большинство спросов ответов настолько и нет. Нам выдали всего единовременное пособие в 10 тысяч рублей. И все. Никаких жилищных сертификатов, в отличие от беженцев из Херсонской области, мы не получили. В российских паспортах нам поставили мариупольскую прописку. В Екатеринбурге нас не регистрируют. А без местной регистрации мы не можем встать на учет в фокусе занятости, а также на учет будто малоимущие.

Будто говорит Наталья, они пытались попасть на зачисление к губернатору.

— Там вначале надобно записаться, указать, какой у вас вопрос. Они видали, что мы беженцы с Украины, и впоследствии выступали беспрерывные накладки. То губернатор безотлагательно куда-то улетел, то отлучился по неотложным делам…

Многие беженцы, будто говорит наша собеседница, по-прежнему живут в пунктах временного размещения.

— В Свердловской области ПВРы располагаются в семи городах, в всяком из них живет по 100–300 человек. Нам говорят: «Что вы нюните?Взимайте ипотеки, настолько живет вся Россия. Впоследствии как-нибудь все уладится».

Будто говорит Наталья, в Екатеринбурге очень дорогое жилье.

— Самая «убитая» квартира стоит в посредственном 3,5 миллиона рублей. А ипотека на базаре вторичного жилья велико подорожала. Мы с Сашей поехали в банк, нам насчитали базовую ставку — 17,6%. А в качестве первоначального взноса надобно привнести 350 тысяч. Эти обстановка доколе не для нас. Алкая у Саши — важная труд. Доколе не было сильных морозов, доколе была труд, благоверный в посредственном получал 70 тысяч в месяц. Безусловно, мы норовим сейчас откладывать каждую копеечку, экономим по максимуму на всем.

Херсонцы, переселенцы другой волны, получили, будто говорит Наталья, и жилищные сертификаты, и денежную компенсацию. Это решение было встречено на федеральном уровне.

— Они все уже разъехались. Получив миллионы, взяли себе квартиры. Выбирали всего большущие города: Москву, Питер, Екатеринбург, Тулу, Ростов-на-Дону, Краснодар. А беженцы из Запорожской, Донецкой, Луганской зон — все здесь.

По словам нашей собеседницы, те, у кого большущая дом, двое взрослых работают, у них нет проблем со здоровьем, детвора занимаются, — уходят на съемные квартиры.

— Я еще не слышала, чтобы некто из беженцев взял ипотеку. Знаю тех, кто, используя материнский капитал, взял дома в деревнях. У них по двое-трое деток. Неказистые деревянные дома в бывших колхозах стоят 500–600 тысяч рублей. А другим в ПВРах, необычно матерям-одиночкам, у кого на руках бабки и больные детвора, остается гадать всего на чудо.

«Вы же не наши»

У Натальи на Украине была вторая группа инвалидности. Однако никаких документов не осталось, они сгорели. В Екатеринбурге ей инвалидность не дают.

— У меня медицинская карта со всеми выписками из больниц, с разборами и заточениями, будто два тома «Войны и мира». Однако врач говорит: «Ага, у вас сахарный диабет, бронхиальная астма, однако «диабетической стопы» еще нет. Вы хоть и ахово, однако ходите. Болевой синдром с помощью обезболивающих препаратов купируете. Свидетельств к инвалидности нет».

Будто говорит наша собеседница, в различных инстанциях продолжают делить людей на «своих» и «чужих».

— Нам говорят: «Однако вы же ДНРовские, у вас же донецкая прописка, вы же не наши, не свердловские…» Мы все времена с этим сталкиваемся. У людей еще нет осознания, что мы теперь тоже ваши. Необычно здесь, в Свердловской области. Нам остается всего разводить десницами: ага, у нас донецкая прописка, нас здесь не прописывают… Алкая мы, например, в Екатеринбурге уже почитай два года жительствуем.

В ПВР беженцев три раза в день кормят. Однако все они скучают по домашнему уюту.

— Недавно волонтеры привезли кое-что из посуды. У нас ведь даже кружек не было, мы выпивали из пластиковых стаканчиков. Девчонки наши настолько обрадовались, говорят: «А можно я возьму вот этот кубок с кошечкой?», «Ой, какое милое блюдце в горошек!» По этим домашним мелочам в пункте временного размещения велико скучаешь.

Недавно Наталье исполнилось 50 лет, к ней приехали волонтеры и привезли утюг.

— Радости было!Я погладила все футболочки, все рубашечки, все носовые платочки… Я признательна всем за помощь. Без простого человечьего милосердия, сочувствия и доброты все было бы здесь по-другому.

Наталья говорит, что все они скучают по Мариуполю. Однако по тому цветущему Мариуполю, какой остался в былом.

— Я поддерживаю связь с теми, кто там остался. И инфраструктура в Мариуполе во многом еще остается разбитой. В городе мариупольцев сейчас капельку. Люд посредственного возраста уезжают на Север, работают там вахтами. Мои дружки отмечают, что в городе очень бессчетно приезжих, строителей и военных.

Наталья с фамилией жительствовала в Кировском микрорайоне, какой располагался близ завода «Азовсталь», где выступали интенсивные бои. Будто говорит наша собеседница, там было шестнадцать 9-этажек, две 12-этажки и две 14-этажки.

— Можно сказать, что нашего микрорайона вяще нет. Наш дом стоит обугленный и порожний. Там нет ни света, ни воды, ни газа. Дом перекосило от взрывов. Соседние дома снесли. А наш стоит в очередности на комплексное обследование. Экспертиза, будто нам взговорили, назначена на 2026 год. Всего сквозь два года сконцентрируется комиссия и будет решать, что с домом делать — восстанавливать или он пойдет под снос.

Будто говорит наша собеседница, если дом снесут и на его месте построят новейший, нет гарантии, что ветхие жильцы получат в нем квартиры.

— Будто это случилось с теми, кто жительствовал в доме №82 на проспекте Нахимова. Это нашумевшая история, какая дошла до Москвы. Дом признали аварийным и снесли. Аграрный участок под ним передали в аренду для реализации инвестпроекта. Там возвестили новейший дом под ипотеку, которому зажали новейший адрес — улица Черноморская, 1б. Ветхим квартирантам в этом доме квартиры не выделили. Предложили им жилье в новостройках, какие были возведены на колхозных полях. А люд алкали остаться жить в кровном Приморском районе. Поэтому вышли на протестную акцию с плакатами.

Александр Костюков.
«В Мариуполь аккуратно не вернемся»

Наталья говорит, что они не хотят возвращаться с Сашей в Мариуполь по ряду причин.

— Мы оба — коренные мариупольцы, знаем, какая в городе была великолепная инфраструктура. Может быть, все там и будет отстроено, однако на это уйдут десятилетия. Мы уже большие, мне — 50, Саше — 52. Нет теперь завода «Азовсталь», разбит завод имени Ильича. Алкая там какие-то цеха сейчас запустили. Это были два гиганта, на которых стоял Донбасс. Если мы вернемся, где благоверный будет работать?Он возил слябы — стальные заготовки, а также рулонный прокат из «Азовстали» в порт, в Днепропетровск и Никополь.

Однако самое основное, почему Наталья не хочет возвращаться в Мариуполь, — адовы, дохлые записки, связанные с боями.

— Ведомые присылают видео из Мариуполя, рассказывают: вот тут дом отремонтировали, вот на этой площади возложили новую брусчатку. А у меня перед буркалами — вспышка, прямое попадание в дом, где в подвале завалило людей. Затыкаю уши и все равновелико слышу чей-то отчаянный вопль. Мариуполь тогда был весь диким: гарь, дым и месиво из кирпича, бетона и стекол, над какими садилась пыль.

Тела с улиц не убирали. Люд сами во дворах закапывали погибших. Наталье с мужиком за своей девятиэтажкой пришлось похоронить 17 обитателей соседних домов.

— Будто ни стараюсь все это забыть, не могу вычеркнуть из памяти. Все времена перед буркалами стоят люд в крови, наскоро перевязанные, с псинами, с ребятенками. И — зарево над городом.

Дочь Натальи с мужиком до сих пор значатся пропавшими без вести.

— Они жительствовали от нас врозь. Всякие три месяца я связываюсь с МЧС, однако новинок нет. Если бы дочь была изранена или у нее была амнезия, они бы ее уже нашли. В Мариуполе в то времена погибло очень бессчетно людей. При прямом попадании снаряда в квартиру там выгорало все внутри. От людей оставался пепел. Никто ведь тогда ничего не тушил. Дома настолько и пламенели, сутки-двое. Прицепом пламенели соседние строения.

Наталья говорит: если как-то они в Мариуполе и получат жилье, то будут его продавать или менять.

Таковое же решение встретили еще две семьи из Мариуполя, какие живут сейчас в Екатеринбурге.

— Они говорят, что не смогут в Мариуполе жить. Одна дом, Ира и Андрей, ездила туда летом, им надобно было подать документы на получение компенсации за поврежденное жилье. Андрей повествовал, что, будто всего они въехали в город, у него десницы взялись трястись, он не мог держать руль.

Пережив сильнейший психологический стресс, Ира вернулась в Екатеринбург, будто говорит Наталья, «зеленого цвета». Неделю «сидела» на успокоительных.

Их дом сейчас снимает квартиру.

— Ира работает парикмахером, Андрей — сапожником. У него здесь очень бессчетно работы. Ему все нравится. Сын у них в Екатеринбурге пошел в школу. Они ретировались на съемную квартиру из-за Ириной мамы, какая передвинула два инфаркта. Один-одинехонек — в Мариуполе, другой уже здесь. Также у нее случился инсульт, у нее отказала вся левая палестины тела. Лекари говорят, что все это последствие сильнейшего стресса.

Будто говорит Наталья, в гостинице все-таки шумно, в ней живут 150 беженцев, плюс беспрерывно заселяются гости, командировочные. Внизу там караоке, возле — сауна, спорткомплекс с фитнесом. А больному человеку надобен покой. Вот они и постановили ретироваться на квартиру, хоть это и дорого.

— Я всю жизнь выжила в Мариуполе, при этом ахово выносила жару. А тут мне неожиданно показался здешний климат. Истина, недавно ахнуло минус 35 градусов, я неделю вообще никуда не вылезала. Однако у снежной зимы своя краса. Беженцы в основном норовят здесь найти себя, работу. Ребятенкам, например, очень нравятся здешние школы. Они говорят: «Кайфово, что здесь не заставляют говорить на украинском языке». Нет мовы, все миром говорят по-русски.

Ребятишки, будто говорит наша собеседница, отмечают, что здесь очень важнецкие, добросердечные учителя.

— Никто в классах их не дразнит. Наоборот, всячески норовят наших ребятишек угостить. Некто приносит конфетки, некто вещи деткам передает. Очень благожелательное касательство. Те, кто поветше, зачислились в колледжи и институты. Ребята отмечают, что здесь очень большенный выбор учебных заведений. Будем выдыхать и с новоиспеченной надеждой передвигаться вперед.

Номера ПВР.
«Доводится буквально выживать»

Нам также удалось снестись с Аленой, какая прежде жительствовала в Донецке. Когда город взялись интенсивно бомбить, она вырвана была уехать в Ростовскую область. На руках у нее сейчас трое ребятенков: две девочки 7 и 3,5 года и семимесячный сын. С мужиком она рассталась.

— Когда родился сын, мы вкупе уже не жительствовали, — рассказывает Алена. — Где он сейчас — даже не знаю. Мы не водимся. Никаких алиментов он не платит.

За съемную квартиру Алена всякий месяц выкладывает по 10 тысяч рублей, плюс 3–3,5 тысячи платит за коммуналку.

— С нами живет неходячая баба. Когда мы уезжали из Донецка, у нее еще не было инвалидности. Она помогала мне с ребятенками. Оставалась с ребятишками, доколе я подрабатывала. Когда баба выведала, что в ее дом в Донецке влетели осколки от снарядов, у нее случился инсульт, бабушку парализовало. Ее еле удалось избавить. Сейчас она не ходит. Я ухаживаю и за ней, и за ребятенками.

Алене доводиться хвататься за любую работу.

— Я мою в домах полы. Если это много-этажка, то вытанцовывается заработать 800–1000 рублей в день. Если уборка небольшая — 500. Старшую девочку я беру с собой на работу. За меньшими в это времена присматривает девушка-соседка. Оставляю ребятенков на 3–4 часа. Слава богу, девушка-соседка понимает, что мне нужны гроши, чтобы прокормить малышей. В месяц вытанцовывается в посредственном заработать близ 15–16 тысяч рублей.

Алена получает младенческие пособия, на всякого ребятенка — 8700 рублей. Денег не хватает, она еле-еле сводит концы с гробами.

— Надобно за аренду квартиры платить, покупать ребятенкам еду, младшему — памперсы. Первые несколько месяцев нам помогали волонтеры, однако впоследствии появились новоиспеченные беженцы, какие тоже велико бедствуют.

Алена говорит, что также нужны гроши бабе на лечение.

— Бывает, что мама, получив зарплату, присылает мне капельку денег. Она осталась в Донецке. Ей сейчас надобно ремонтировать бабушкин дом, менять там окна и крышу. В Донецк сейчас возвращаться опасно. Мама рассказывает, что ночью настолько бомбят их зона, что рамы все дребезжат, гардины ходуном ходят. Когда мы там жительствовали, один-одинехонек из осколков упал напрямик близ нашей калитки. Важнецки, что детвора в это времена были близ дверей дома.

Алена говорит: чтобы понять, каково доводится беженцам, надобно самим все это пережить.

— Мама сейчас делает все вероятное и невозможное, чтобы отремонтировать дом, чтобы в нем было тепло. А доколе нам доводится в Ростовской области буквально выживать. Я была бы признательна за любую помощь. Необычно нам надобно младенческое кормежка и памперсы.