Истории этих девочек, уверена, безвременно или поздно лягут в основу раздельной сценической пьесы. О чем она будет?О предательстве, ненависти, безразличии.

И о любви, безусловно.

Всенародная мудрость гласит: чужого ребятенка воспитать — все равновелико что святилище построить. Ну а взять подростка, какой уже миновал сквозь несколько детских домов и приютов, какого не один взимали в семью, а впоследствии возвращали, будто не подошедшую вещь?Аня, к примеру, побывала в трех семьях, прежде чем влетела к Евгении Беркович. Это даже не святилище построить, это, скорее, город возвести.

Устоит ли он в бедственные для семьи времена(доколе завершению расследования уголовного девала режиссера не видать ни гроба ни края)?

Вечер в важнецкой братии

Небольшая уютная квартира в ветхом сталинском доме на Ленинградском проспекте. Меня встречают актриса Мариэтта Цигаль-Полищук(дочь всенародной любимицы Любови Полищук), две девочки-подростка и два кота.

Знакомимся.

— Это Тыква, однако впоследствии мы ее переименовали в Чиабатту, — говорит Кира, демонстрируя на рыжую кошку. — Мы из приюта ее взяли. И второго кота, какой дикий мейнкун, тоже оттуда.

Кира — обаятельная девочка с мальчишечьей прической. Болтливая, можно даже сказать, болтушка в важнецком резоне этого слова.

Аня тоже краля, однако, в отличие от наименованной сестры, не излишне многоречивая.

Они очень неодинаковые не всего по характеру, однако и наружно. Кира — темненькая, худенькая, крохотная. Аня — блондинка с долгими волосами, возвышенная.

И с самого азбука не чувствую никакого усилия в общении с ними, алкая меня предупреждали, что девочки сложные, выдаются от своих сверстников(еще бы — после итого, что им пришлось пережить!). Обе разглядывают меня безмятежно, с небольшим любопытством. С момента заселения в эту квартиру они видали бессчетно взрослых — в основном артистов, режиссеров и прочих представителей творческих специальностей. Девчонки посещали неодинаковые мероприятия, вояжировали и вообще велико социализировались.

Среди маленьких гостинцев, что я принесла, — «бомбочки» для ванной. Судя по тому, будто Кира им радовалась, один-одинехонек из ее главных трепетов позади(в первой приемной семье девочку топили в ванной, и Евгении Беркович потребовалось немало времени и мудрости, чтобы она перестала дрожать купаться).

Мы садимся за стол в крохотной кухне.

Мариэтта заваривает чай к торту. Она в доме вроде боготворимой тети или крестной мамы.

— А вы сами себе кухарите?— спрашиваю девчонок.

— Ага, — отвечает Кира.

— Ага ладно?! — театрально замирает Мариэтта у плиты. — Это что же вы сами кухарите?Пельмени неужели что?

...Обе девочки водятся с Мариэттой по-простому, шутят, однако слушаются.

— Я блины недавно пекла, — говорит Аня. — Истина, сама все и съела.

Мариэтта спрашивает у них, приходила ли баба из ЦЛП(центр лечебной педагогики). Она, оказывается, учит девочек готовить. Однако в круглом они вполне себе самостоятельные. Показывают мне свою комнату. Большущая кровать в углу и стол у окна — это для Ани. А Кира спит на втором ярусе иной кровати, а внизу под ней сделала себе письменное пункт. Вполне комфортно.

В горнице капельку разбросаны вещи(будто у любых нормальных подростков). Стоит велосипед, на стене наклеены неодинаковые фотографии и картинки. Есть игрушки, к примеру, большенный плюшевый гусь.

— Мне у вас в горнице очень нравится, — искреннее говорю девчонкам. Будто, их это подкупает.

Кира и Аня выглядят, говорят и ведут себя будто подростки, алкая им уже 17 и 19 лет. Отставание от своего биологического возраста связано в том числе с испытаниями, какие им пришлось миновать. Евгения Беркович забрала их, когда им было 13 и 15 лет, и они ахово умели даже читать и писать. За четыре года в семье режиссера их жизнь полностью изменилась. Сейчас Кира занимается в школе, в девятом классе(он коррекционный), а Аня — в колледже на столяра. Кира посещает психолога, Аня тоже, однако еще занимается капоэйрой, математикой.

— Девчонки, а помните собственный начальный день в этой квартире?— спрашиваю их.

— Я тут и прежде была, — говорит Кира. — Аккуратнее, настолько. К нам в младенческий дом в Дзержинске приехали из театра. Там Мариэтта была, Женя. И они взяли старших на обучение. Мариэтта забрала Лешку. А Женя меня. И вот сюда привезла на несколько дней.

— Сейчас поясню, — вступает Цигаль. — Я и Женя познакомились с Кирой, когда приехали в рамках сценического фестиваля «Территория» к ней в младенческий дом в Дзержинск с недельным мастер-классом. А сквозь год, летом, мы ладили подобный же мастер-класс в Москве и взяли на него ребятенков из разных региональных детских домов. Параллельно разыскивали Кире приемную семью. И Киру взяла баба, у коей уже была Аня. Настолько Кира с Аней стали жить вкупе. Однако неожиданно эта баба занедужила, двух девочек некому было оставить.

— Ей стало настолько ахово, что она к соседям пошла просить помощи, — вспоминает Кира. — Ее увезли в больницу. Мы с Аней одни дома остались. В школу не ходили. Ну, в всеобщем, нас в приют отвезли. А впоследствии вдруг Женя опамятовалась и забрала нас. С тех пор и жительствуем с ней.

— Всего уже восемь месяцев без нее, — уточняет Аня.

«Женя нас не бросит»

— Что изменилось за эти четыре года?— спрашиваю у девчонок.

— Аккуратно могу сказать, что стали читать, — отвечает Кира. — И уроки делать. Прежде этого не было. Я сейчас вообще читаю первую свою серьезную книгу — «Хроники Нарнии».

А вообще бессчетно итого было. И вопили. И тарелки по кухне летали.

— Женя — железная мать?

— Не-е-ет. Она не заставляет, а просит. Субъекта: «Ну хоть что-то поделай по учебе». Однако меня вяще итого злило, когда Женя болтала: «Важнецки!Можешь не заниматься и не выступать в школу». Я сразу болтала, что нет уж, нет уж, пойду. Или она болтала: «Важнецки!Можешь не убираться!» И я опять же сразу выступала и азбука делать уборку.

— Ага, вот, значит, какой подход к тебе надобен.

— Не-е, сейчас уже не надобен. Я сейчас сама все делаю, не надобно меня подгонять. Взялась за интеллект.

А прежде я не алкала заниматься, потому что меня в первой семье за учебу велико гвоздили. Я боялась этого вяще итого. Мне разрывали тетрадь(впоследствии склеивали), колотили, топили в ванной за любую ошибку. В итоге я постановила не заниматься вообще. И в школе ахово себя вела.

— Кира, я тебе очень сочувствую. Ты миновала сквозь капитальное испытание.

— Ага, мне было 4 года, когда меня удочерили в начальный один. Однако я все помню. В детдоме взговорили: «Это важная мама, тебе будет с ней отлично». Однако на иной день она уже стала меня бить.

— А за что?

— Не знаю. Ни за что. Может быть, она больная какая-то была.

— Наверняка. Может быть, девало еще в алкоголе?

— Нет. Ей от спиртного ахово было. И она тогда к нам будто один не влезала. Когда у меня появилась сестра Надя, мы с ней это использовали.

— Будто?

— Когда все вкупе в магазине были, болтали про алкоголь: «Мама, возьми». Она взимала, выпивала, на вытекающий день ей было ахово. И нас весь день никто не трогал.

А!Вспомянула. Как-то ее отец ахнул. Может, она поэтому таковая жестокая была. Он ее гвоздил, а она нас. Однако я научилась сбегать из этого ада. Бессчетно один гонялась, меня даже на учет поставили. В итоге я опять в младенческом доме оказалась.

— Эту женщину наказали за безжалостное обращение с ребятенками?

— Не знаю. Однако вроде будто родительских лев решили.

— Гадаем, что ей вяще не дадут усыновлять ребятенков, — говорит Мариэтта.

— Анют, а ты свои первые семьи помнишь?

— Я их не помню, — отвечает она. И сложно понять: не хочет говорить или взаправду память заблокировала любые отсылки к тому страшному прошлому.

— Меня даже когда из младенческого дома в Кирово-Чепецке забирали в завершающий один, я даже не алкала. Почему?Не знаю. Жительствовала и жительствовала. Впоследствии покумекала: ну забирают и забирают. Я помню, взговорили, что в Москву. Я покумекала: может, важнее не в Москву, а куда-то потеплее?В Дубай или на Мальдивы алкала. И вот Женя отвезла впоследствии на Мальдивы.

— О ага, — подхватывает Кира, — мы ездили за эти четыре года в Питер, Черногорию и на Мальдивы аж два раза.

— Там настолько горячо, можно сгореть, — добавляет Аня.

— А куда вас Женя еще возила или водила?

— Ну, мы в театре дробно случались, — говорит Кира. — Мы там даже пару один подрабатывали гардеробщиками и еще еду там раскладывали. На спектаклях дробно сидели.

— Когда вы осознали, что вы дом?

— Верно, когда нас удочерили, — говорит Кира. — Тогда мы осмыслили, что нас уже не разделят. У нас фамилия теперь будто у Жени — Беркович. Вначале непривычно было: то ты Черепанова, а впоследствии один — и Беркович. А, запамятовала сказать, я еще отчество поменяла.

— Мы нашли ее корни в Исподнем Новгороде, — поясняет Мариэтта. — Выяснили, что папу кликали на самом деле Магомед. Сейчас у нас Кира Магомедовна Беркович. Это, мне будто, шикарно звучит. Нарочно не придумаешь.

— Я помню этот день, когда фамилию меняли, — вновь вступает в разговор Кира. — Мы все проснулись в важнецком расположении. Женя сырники приготовила(я обожаю их). И мы не поспешая командируй за документами, внимали музыку по стезе, ни разу не ругались. Там бессчетно смеялись, подсмеивались. Раскалывая был с нами(Николай Матвеев — благоверный Евгении Беркович. — Авт.).

— Раскалывая — это папа?Будто вы его воспринимаете?

— Колю?— переспрашивает Аня. — Пятерка. Мы его отчимом почитаем. Женя вышла замуж же впоследствии.

— Однако я не могу всем говорить: «Мой отчим сейчас принесет то-то», — перебивает Кира. — Я говорю: «Мой папа принесет». Я пыталась к Бабе обращаться «мама», однако было не очень привычно. Я ее осведомилась: «Будто тебе, если буду звать Женей?» Она говорит: «Нормально!» Женя классная. У нас всякое было, однако она нас терпит и ввек не дала понять, что может нас бросить. Ее нет, однако это не потому, что она не хочет быть с нами.

«Дяди и тети, у вас не было такового, чтобы вас гвоздили и бросали»

— Помните, будто Женю забрали?

— Зазвонист в дверь, я посмотрела в глазок, и к Бабе: «Там полиция!» — рассказывает Кира. — А впоследствии опять к двери: «Никого из взрослых нет дома». Однако Женя отворила. И они таковские вломились. Было боязно, если беспорочно. Стали всюду валандаться, отбирать телефоны.

— Они даже в комод заглядывали и туда, где носки черномазые лежат, — вспоминает Аня. — Я телефон спрятала вот тут(показывает между грудей. — Авт.), чтобы не отобрали. Еще я вопила отчего-то: «Они арапы!!!»

— А я заплакала, — добавляет Кира. — И я побежала в туалет с телефоном, закрылась и стала звонить Мариэтте. А она не отвечает!

— А я дрыхала, это же 7 утра было, — отвечает Мариэтта.

— Впоследствии стали звонить из школы, — продолжает Кира. — Это была моя классная руководительница. Мне пришлось пойти на дела. А когда я вернулась, Жени уже в квартире не было. Мне настолько хотелось тогда догнать этих следователей и в лик им накричать: «Дяди и тети, вы что?! Мы всё в жизни повидали — младенческие дома, избиения. Еще вот этого нам не хватало, чтобы мать забрали. У вас не было такового, никого из ваших близких не забирали?»

— Рандеву дают?

— Ага, — отвечает Кира. — Первое в сентябре, второе 18 октября, третье 4 декабря. И сейчас дали два позволения, однако записаться в СИЗО сложно. Там всего электронная очередь, а она вся заполнена. Рассказать, будто мы на рандеву ходим?

— Вручайте!

— Полусонные век, потому что надобно безвременно вставать. И еще еду с собой взимаем. Женя век сидит в той комнатке в углу. Я даже знаю, какое она первое слово скажет. Беседуем сквозь стекло, с нашей стороны две трубки, и мы можем вдруг двое говорить. Однажды Раскалывая болтал длительно, а я трубку держала-держала у уха, ага настолько и уснула.

— А помнишь, будто я орала?— спрашивает Аня Киру.

— Ага. В начальный один, когда опамятовались, для нас шок был. Великое дом, длиннющий забор. Мы выступали вдоль него, и Аня стала дико орать: «Же-е-еня-я-я!!!» Однако Женя нас не услышала, а люд все на нас настолько взирали... будто на сумасшедших.

— Звонить ей разрешают?

— Начальный зазвонист в июне. До этого всего послания. Неожиданно было услышать ее голос. Однако она таковая на позитиве, нас успокаивает.

— Будто кумекаете, когда Женя вернется?

— Мне будто, это будет неожиданно, — говорит Аня.

— А я думаю, что весной, в мае, — выдает Кира.

— У нее день рождения в мае, — поясняет Мариэтта. — И она гадает на подобный гостинец.

— А еще выпускной!Охота все-таки с родителями быть на выпускном. Однако вообще важнее, безусловно, пораньше. Я вот смотрю на дверь, думаю — раскроется, а там Женя!И я ей сразу скажу, что уроки делаю, научилась распределять времена(понимаю, сколько надобно «на поспать», «на почистить зубы» и т.д.)и не опаздываю.

В восьмом классе на меня все времена катали докладные, Женю почитай всякий день в школу вытребовали. В всеобщем, вяще такового не будет. Я не хочу ее подвести. Пусть всего поскорее возвращается.

Психологи говорят, что с ребятенками, вымахавшими в детдомах, могут случаться «откаты». То есть возьмет и оборвется не повзрослевший человек с большенный травмой в негативные эмоции. Та же Аня могла ни с того ни с сего начать орать, будто ее режут. В итоге есть риск, что детдомовец бросит посещать дела, сбежит и т.д. В случае с Аней и Кирой охота верить, что этого не произойдет. Этот «город» был возвещен на любви и должен выстоять.

Однако помогут ли в этом ему общество и держава?Неужели не проявление безжалостности — держать в СИЗО женщину-режиссера, приемную мать по обвинению в ненасильственном злодеянии(ага и само оно весьма диковинное — спектакль, какой стал камнем преткновения для следствия, был отмечен российскими наградами, какие настолько никто и не отобрал)? Если не дрожать называть вещи своими именами, то ага, это она, жестокость. Великие философы приходили к выводу, что жестокость приводит к одичанию и наказывает в итоге всех тех, кто ее положил.