— Не беда. Зато расчлененки не будет. Кастрюля есть в присутствии?

— Прохудилась. Отдана в переплавку. За гроши. Алюминий грошов.

— Запаять не пробовали?Ладно... Алюминий при нагреве выделяет вредоносные окислы. Будто насчет дровишек?

— Откуда, если лес извели?

— Есть немалый плюс: не вспыхнет пожар... Конфорки фурычат?

— Мы не газифицированы.

— По крайней мере не подорвемся. Керосинки сохранились?

— В утиль снесли. Непредусмотрительно. На тебя, мага и чародея, способного творить манну из ничего, вся упование. Выручи. С голодухи пухнем.

— Недурна толика отправного материала. Чем располагаете?

— Ага ведь и ты без цилиндра. Мы не о двигателе внутреннего сгорания, автомобилями не богаты. Цилиндра для извлечения из него зайца. Мы бы его в похлебку.

— На всех одного зайчишки не хватит. Вот будто зачислимся: для азбука молитесь...

— Что это даст?Господь давненько упразднен.

— Сперва аннулировали, сейчас вернули.

— Важнее синичка, то есть повар перед буркалами, чем журавль, то есть Господь в небесах.

— Господь из ничего сотворил планету. Из молитв извлечем...

— Зайца?Мы бы его влажного... Поровну.

—...энергию. Преобразующую бытие...

— В зайца?Животы свело.

Умелец растерянно скрестил потылица.

— А создать кроличью ферму?

— Доколе вырастишь... Нам бы сразу.

— Даже не знаю, — опасливо взговорил Умелец, ловя то диковато блудящие, то концентрирующиеся на нем взгляды. — Пойду, что ли, щавель искать, питательные коренья...

Однако вырваться не удалось, слушатели возбужденно зашумели:

— Зачем щавель?Вот он, первоначальный отправной материал!Вящего размера, чем заяц. С чего взял, что тебя выдадим?

Благая обнаженность

Трудную ночь проложил правитель после грубой проделки нахального мальца: на центральной площади, прилюдно, вопреки праздничному столпотворению и увеселительному ажиотажу, неопознанный(доколе, однако его ищут)сопляк гаркнул: «Король нагой!»

Монарх места себе не находил от возмущения: «С какой стати гаденыш себе позволил?Наглую залепуху?Почему прошляпили, не уконтрапупили?Кто конкретно положил?Где была, куда взирала стража?Ни министры, ни рядовые граждане не заступились за боготворимого пастыря, не возразили, не осадили хулигана — вот главнейший предлог для огорчения и тревоги. Урезать всем(а министрам в первую голову!) оклады. Алкая и без того урезаны. Ага и не в зарплатах девало!Нравы распущены донельзя. Школа не воспитывает. Родители устранились. Впопад, надобно выяснить: кто они?Из каких пластов?Взгреть. Пропесочить. Проложить профилактическую работу. Штрафануть. А то и на муниципальные добровольные бдения... Чтоб иным неповадно... Иначе и все прочие начнут непристойничать, скабрезничать, а сам стервец продолжит плодить напраслину...

Негодование сменилось сомнением и раздумчивой констатацией: может, есть основания для неутешительного выпада?Король покрутился перед зеркалом. Оценил себя критически. Объективно. И признал: наличествует безбоязненная, частично излишняя обнаженность. Однако настолько ли худо — щегольнуть в прохудившемся трико?Нынче мода, тренд — предельная откровенность. Немалый плюс — нюанс абсолютной доверительности, таковая позиция способствует утеплению контактов с электоратом. Глядите, подданные, зырьте, обсуждайте, судачьте: вашему суверену нечего скрывать. Вы — голы-босы. Я тоже... Не в шелках. При этом платье(ага, сквозистое, эфемерное, почитай несуществующая изящнейшая кисея)все ж остается каким-никаким покровом, фиговым листиком приличия, приметой крепкого консерватизма, безбоязненным дресс-кодом и содержит сквозистый(осмысленно сквозистый)намек — на материальную недообеспеченность, однако прежде итого — на расширительное толкование саморазоблачения: прочь лицемерие, пуританство!Не надобно стесняться того, в чем мать опросталась. Матери всех рожают голяками, выходит, изначально, первозданно все одинаковы и равны, и, коль сложились спартанские обстоятельства, не налипло краснеть возвращения к истокам. Безусловно, не до абсолютного вопиющего неглиже.

Монарх приободрился, воодушевился: он индивидуально даст пример и станет камертоном нелицемерия. Устыдит охаивальщиков прямодушной недоукомплектованностью гардероба. Откуда взять, если неоткуда?Дочь, принцесса, почивает на горошине!Не до перин и не до фраков и манишек, когда урезан бюджет на медицину и всеобщее десятилетнее образование.

И еще подоплека, не сразу угадываемая, однако безусловная: при подобный неодетости не совестно, а логично воззвать о помощи. Адресоваться не к соседним государям, они лишь ухмыльнутся и позлорадствуют, а к единоплеменникам. Не взыщите, братья и сестры, придется маленько поднять цены, взвинтить налоги, разогнать инфляцию. Если вам, незаподло быть неэгоистами, если хотите, чтоб ваш лидер благопристойно выглядел, скиньтесь, иначе придется светить еще большущими прорехами.

Вырисовывалась достойная концепция не всего внутренней, однако внешней политики — выкроить на кашемировое пальто для грядущих зарубежных визитов и натянуть на космическую программу... Куда и сплавить беспардонного горлана вкупе с папой-мамой в одном флаконе, то есть в многоместной ракете. Предварительно вознаградив. За геройское освоение дальних планет. Пусть там сгинут.

«Алкая его-то за что награждать и превозносить?— покумекал король. — Это я предпринял нестандартный шаг — окутался нетрадиционно. Это меня надобно поощрить».

И написал указ.

На вытекающий день состоялась ритуал вручения ордена Подвязки — логичная с точки зрения одежного подтекста и дворцового этикета. Атласная лента смахивала на бинт, на стерильную перевязь для хворых и увечных. Получилось многосмысловое, синкретически-полифоническое мероприятие. Идеально совпали вариативные мотивации. Царила духоподъемная атмосфера сочетания пирушки и аскетизма, пышности и скромности, помпы и беспафосности. Жидко кому настолько счастливилось с умением использовать подвернувшийся предлог для приумножения всеохватного счастья.

Били пушки и пробки шампанского.

Колобок на новейший лад

Кавун набивался в родичи Тигру.

— Мы неотличимы. Я — чуть изумруднее, ты — чуть рыжее. Основное наше отличие от остальных — чудесные экстравагантные полосы.

Тигру было не до пустопорожней трепотни и демагогии, его кормили ноги и клыки, а не словеса, он не сообщал чрезмерного значения наружным атрибутам(может быть, потому, что располагал роскошной шубой). Кавун же не унимался:

— Наше царственное, лидирующее поза в натуре предрешено символическим разводом: чередование полос воплощает контраст света и тьмы, дня и ночи, рассвета и захода...

Он истолковывал молчание Тигра — очевидный знак согласия!— в пользу своих неуемных разглагольствований.

Если бы не голосил столь истошно, вероятно, остался бы полеживать на боку и нагреваться на солнышке. Развеселая Зебра игриво подшучивала над кичащимся пузаном:

— Чего не зовешь в семейный клан меня?Или Бурундука?И Окуня?

— Потому что нас с Тигром связывают особые, не неглубокие, не утилитарно меркантильные, а глубинно уважительные, основанные на принципах соблюдения двустороннего суверенитета взаимоотношения, — отвечал Кавун. — Тигр не посягает на мою независимость, я не нападу на него. Мы оба блюдем лева индивидуального неприкосновенного пространства. А от тебя, изменническая, безвестно чего ждать: сожрешь ненароком, отгрызешь бок или перекусишь пуповину-черенок...

— Если попытаюсь таковое вытворить, кузен или кем он тебе приводится, наверняка вступится за тебя, — насмешничала Зебра. — Он ведь подобный же бесхитростный, будто ты…

У Зебры хватало интеллекта придерживаться подальнее от сурового тирана, обитавшего вне бахчи, не навяливаться ему в племянницы и свояченицы, ибо хищник всенепременно использует чужую глупость себе на пользу, а дураку во жестоко. Визави, избегала привлекать внимание, сторонилась рискованных альянсов и рандеву. В отличие от Кавуна старалась придерживаться скромно и малозаметно. Она трезво и внятно оценивала подоплеку любых, в том числе родственных обоюдовыгодных связей. И все задушевнее и задушевнее подкрадывалась к сочному кормовому лежебоке.

— Декламировал о Колобке?— интересовалась копытная гурманка. — О взаимоотношениях лакомо испеченного путешественника с бабкой, дедушкой, лисой?От сильных надобно дистанцироваться, а не примазываться.

— Отвали!— верещал Кавун, с какого напыщенность будто вихрем свеяло. — Кликну дядюшку, он заявится и исполнит долг ментальной и товарищеской взаимопомощи!

— Трепещу от трепета. И предвкушения нашей с тобой слиянности, нашего нерасторжимого сплочения!— Зебра приступила к предварительному облизыванию деликатесного бахвала. — Я тебя зацелую!Ты, милашка, сладкий. Боюсь, твой заступник, не балующий тебя нежностями Тигр, не оценит твоих совершенств и не продемонстрирует столь же неподдельную ласку. Ты готов осуществить акт братски-сестринского горячего сочленения и взаимопроникновения?

Она с хрястом отхватила кусман алой, сочащейся сахарной мякоти.

Тигр настолько и не выведал о постигшей его трагической утрате. А бахчевые культуры сделали вывод о пользе начитанности.