Вначале о том пресловутом 187-летней давности поединке Пушкина с Дантесом. Сообразно уговору между противниками — сквозь секундантов, — схватка выходила при очень жестких условиях: дуэль с барьерами, введенными итого в 10 шагах дружок от дружка. По команде распорядителя противники командируй всякий к своему рубежу — барьеру. Стрелять можно было в любой момент. Француз нажал на курок первым и потрафил в живот Александру Сергеевичу. Даже в таковом состоянии поэт все-таки смог реализовать лево на ответный выстрел: дождался, когда конкурент подойдет задушевнее, и всего тогда командировал в него пулю. Однако из-за полученной раны он не сумел продемонстрировать присущую меткость и лишь изранил Дантеса в руку.

«К барьеру!»

— Популярностью пользовались дуэли фехтовальные — на шпагах, саблях — или на пистолетах, — пояснил корреспонденту «МК» Михаил Белкин, человек, бессчетно лет занимающийся розысками примечательных эпизодов, случившихся в былом. — Российские бретеры, в отличие от своих «коллег» с Веста, предпочтение отзывались огнестрельному оружию. Это вариант с величайшей вероятностью тяжелых последствий. Поэтому в Европе русскую дуэль величали «варварством».

Типовых обстоятельств пистолетных дуэлей было несколько. Конкуренты могли стрелять сообразно избранной жребием очередности или вдруг — услышав команду распорядителя. Дробно использовалось условие об установке барьеров — верен, определявших на поляне схватки минимальное(тоже заблаговременно оговоренное сквозь секундантов)дистанция сближения дуэлянтов. На практике это дистанция от 20 и до 8 шагов. Дуэлирующие начинали сходиться по сигналу «вперед!», выбирая подходящий момент, чтобы пустить пулю. Наиболее выдержанный из бойцов, дождавшись, когда противник разрядит в него пистолет(если, безусловно, остался в живых при этом), мог потребовать, чтобы перед ответным выстрелом оппонент пристал на самое задушевное дистанция, намеченное заметинами. Собственно в подобный ситуации звучала ставшая знаменитой фраза: «К барьеру!»

Среди способов не столь распространенных был, например, вариант «дуэли вслепую», когда противники стояли на своих позициях недвижно спиной дружок к другу и били сквозь плечо. Могли также условиться, что из двух пистолетов, предлагаемых участникам поединка, заряжен всего один-одинехонек.

Вряд ли не самой безжалостной, убийственной по праву считалась дуэль «через платок»: конкуренты, повернувшись дружок к другу горбами, брались изнаночной десницей за диагональные углы большущего плата, затем отходили, максимально растягивая его. По сигналу распорядителя поворачивались и били фактически с расстояния 2–2,5 метра. Шансов избежать ран или даже смерти почитай не оставалось.

Еще со времен Петра I дуэли в России были под заказом. Сообразно утвержденному императором в 1715 году Воинскому уставу, всего лишь за сам факт вызова на дуэль служивый мог потерять чина, а если девало дошло до схватки, то участникам ее грозилась даже смертная казнь.

Спустя несколько десятилетий императрица Екатерина II подмахнула «Манифест о поединках». Сообразно этому документу душегубство или нанесение раны на дуэли приравнивалось к уголовному преступлению. Всех причастных к таковским инцидентам подвергали штрафу, а заводчика ссылали в Сибирь — «яко нарушителя мира и спокойствия». Также вменялось в обязанность любому, кто выведал о намечающейся или уже приключившейся дуэли, передать информацию волям. Однако даже столь суровые законы не могли остановить «драчунов». Наоборот, собственно последующий стадия — ХIХ столетие — стал временем, когда мода на дуэли набрала в стороне наибольшую силу.

Несколько один нарушителем екатерининского манифеста очутился внук великой государыни — император Александр I. Как-то в окрестностях столицы обделали дуэль камер-юнкер штабс-капитан Кушелев и генерал-майор Бахметьев. Оба конкурента промахнулись, и в итоге конфликт посчитали исчерпанным. Однако офицер Венансон, бывший при этом секундантом, постановил действовать по закону и донес о приключившемся столичному военному губернатору. А тот велел предать суду всех участников. Приговор был выброшен суровый: Кушелеву будто зачинщику — смертная казнь, Бахметьеву и секундантам — лишение военных чинов и дворянства. Однако император, которому подобный вердикт выслали на утверждение, аннулировал постановление суда. Вникнув в причины ссоры, государь взалкал решить девало иначе — не по закону. Он велел Кушелева всего-навсего лишить придворного звания, для остальных же участников вовсе оставить случившееся без последствий, за исключением Венансона. Доносчика было велено отослать из столицы на Кавказ.

В другой один этот монарх не стал карать генерал-адъютанта Павла Киселева, какой встретил вызов оскорбившегося на него генерал-майора Ивана Мордвинова и во времена дуэли, состоявшейся в июне 1823-го, летально изранил оппонента. Киселев в итоге не понес никакого наказания, однако по собственной воле впоследствии выплачивал из своих оружий денежное пособие вдове Мордвинова вплоть до ее смерти.

Внук Александра Павловича царь Александр III опамятовался к выводу, что защита чести и совершенства господ офицеров требует более лояльного подхода к проблеме поединков. В 1894-м он подмахнул «Правила о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде». Сей документ де-факто легитимировал дуэли в армии будто способ позволения конфликтов, возникающих между служивыми. Отныне поединки вышли из тени и перекочевали под контроль офицерских судов чести.

За последующие чуть менее четверти века существования Российской империи один-одинехонек за другим появилось несколько дуэльных кодексов, регламентировавших обстановка проведения поединков и поведения участников перед ними и во времена них.

Например, таковое правило: «При вызове дворянина разночинцем начальный должен отклонить вызов и предоставить последнему лево искать удовлетворения судебным порядком».

В случае если оскорбленный господин в силу объективных причин(болезнь, преклонный возраст, плотский изъян)не способен сразиться за свою честь, ему предоставлялась возможность выставить для дуэлирования замену — родича или домашнего дружка.

Добродетель оскорбленной женщины мог защитить также некто из ее родных или тот дядька, при каком ее оскорбили.

Человек, единожды отбоярившийся от поединка без уважительной причины, впоследствии лишался возможности колотиться на дуэли за свое добросердечное имя. Подобный поступок, положенный офицером, обязывал его безотлагательно подать рапорт об отставке.

Еще один-одинехонек величавый пункт дуэльных кодексов. Если один-одинехонек из противников задерживался с прибытием на пункт схватки более чем на 15 минут, его оппонент владел лево объявить человека отбоярившимся от дуэли — со всеми вытекающими из этого последствиями.

Негласное табу было наложено на поединки заимодавца и должника, шефа и подчиненного, а также двух людей, находящихся в домашнем родстве.

Перестрелка в четыре десницы

Список главных российских дуэлянтов, по устоявшемуся мнению, возглавил граф Федор Иванович Толстой-«американец» — двоюродный дядя автора «Войны и мира». Весьма горячий и невоздержанный в поведении человек, а кроме того, завзятый картежник, какого порой уличали в нечестной игре. Этот завсегдатай светских салонов и офицерских разгулов по молодости встретил участие в нескольких десятках дуэлей, на которых убил 11 своих противников(по другим сведениям — даже 17). С годом Гладкой поостыл, стал более толерантным и даже, по доказательствам современников, раскаялся в прежних своих смертоносных «подвигах». Девало в том, что большинство из его многочисленных ребятенков — 11 мальчишек и девочек — загнулись еще в юном годе. Будто болтали осведомившие графа, он видал в этом кара, командированное с небес: мол, за каждую отобранную как-то жизнь ему теперь доводится платить смертью своего наследника или наследницы.

Федор Толстой-«американец».
Фото: ru.wikipedia.org
Родич Федора Ивановича, классик русской литературы, тоже был запримечен в попытке сразиться на дуэли, владевшей бы в таковом случае все шансы стать знаменитой. В один-одинехонек из весенних дней 1861 года у версификатора Афанасия Фета гостили Л.Н.Гладкой и И.С.Тургенев. Изнаночен Николаевич во времена беседы вытребовал бешенство Ивана Сергеевича, не излишне опрятно высказавшись о воспитании его дочери Полины. Сочинитель «Бежина луга» откликнулся резкостью. Спустя кое-какое времена граф предложил коллеге по перу выяснить взаимоотношения при помощи оружия. Перспектива перестрелки между двумя знаменитыми литераторами всполошила их дружков и вздыхателей. В итоге удалось все-таки дуэль отменить. Однако Гладкой с Тургеневым после этого на протяжении долгих 17 лет продолжали оставаться в неприязненных отношениях.

В рейтинге российских дуэлянтов не очень малоразвит от Федора Гладкого Александр Пушкин. Наш великий стихотворец, по подсчетам исследователей-биографов, близ 30 один будил на дуэль сам или получал вызов от другого. Алкая непосредственно до поединка девало дошло лишь в пяти случаях. Другие конфликты удалось разрулить без использования оружия, благодаря усилиям дружков версификатора.

Одна из состоявшихся дуэлей — та, на коей Александр Сергеевич зимой 1822-го стрелялся с подполковником Сергеем Старовым. Вина — музыкальная. Во времена танцев на балу Пушкин велел оркестру сыграть мазурку, алкая еще ранее того Старов заказал исполнить кадриль. Когда зазвучала не его музыка, подполковник счел это оскорбительным для себя и предпринял безапеляционные меры для восстановления попранной чести. Дуэль закончился обоюдным промахом и примирением сторонок.

Следует упомянуть, что боевые пути-дорожки двух знаменитых дуэлянтов Ф.Гладкого и Пушкина однажды вряд не пересеклись. Забиячливый граф разболтал сплетню про версификатора. Однако тот выведал доподлинно имя автора подобный клеветы лишь находясь в ссылке и потому отвечающим образом отреагировать не мог. Впрочем, Александр Сергеевич забывать обиду не собирался, он заявил, что преднамерен, будто всего вернется, тут же потребовать сатисфакции от «американца». В 1826-м, почитай 6 лет спустя, таковая возможность появилась. Вряд придя из Михайловского в Первопрестольную и получив на аудиенции в Кремле «амнистию» от новоиспеченного императора Николая I, Пушкин попросил домашнего дружка С.Соболевского съездить к Федору Толстому и передать ему вызов на дуэль. О дальнейшем можно найти упоминание в записях издателя П.Бартенева: «К счастью, девало уладилось: графа Гладкого не случилось в Москве, а впоследствии противников помирили».

Знаменитый писатель Александр Грибоедов принимал однажды участие в настолько величаемой «четверной дуэли» — это вариант, когда в дуэль вступают и бьются между собой не всего его инициаторы, однако также их секунданты. Первыми номерами на этом «ристалище» были офицер-кавалергард Василий Шереметев и граф Александр Завадовский. Вина конфликта традиционная — баба. Шереметев выведал, что его возлюбленная, танцовщица Авдотья Истомина, после очередного спектакля побывала в гостях у Завадовского, какой тоже возложил на нее глаз, и воспылал негодованием. Что дотрагивается Грибоедова, то он сразился в прологе данной истории существенную роль: собственно автор «Пламенея от ума» привез красавицу на ту злополучную квартиру графа, где и сам жительствовал, будучи в приятельских отношениях с Завадовским. Догадавшись, что виновников зазорной ситуации с его дамой двое, Шереметев постановил предварительно посоветоваться с приятелем Александром Якубовичем(предбудущим декабристом). В итоге возникла мысль проложить «четверную дуэль», о чем Якубович, ставший секундантом истца, доложил ответчику и его секунданту Грибоедову.

Дуэль между Шереметевым и Завадовским состоялся 12 ноября 1817 года. Кавалергард был изранен своим противником и на вытекающий день скончался. Однако вторую часть «марлезонского балета» пришлось поставить на паузу: капитана Якубовича, когда стало знаменито о случившейся дуэли, выслали в ссылку — служить на Кавказе. Кое-какое времена спустя, уже в 1818-м, в тех местах очутился Грибоедов: будучи назначен в российскую дипломатическую миссию в Персии, он добирался туда сквозь Тифлис. Вот настолько волею случая и пересеклись вновь пути двух этих людей.

Якубович, выведав о приезде литератора, тут же нашел способ напомнить ему о незавершенном выяснении взаимоотношений между ними. После чего вторая половина «четверной дуэли» тоже состоялась. Конкуренты стрелялись в окрестностях Тифлиса. На сей один девало обошлось малой кровью: пуля Якубовича потрафила Грибоедову в кисть изнаночной десницы, повредив ее. Собственно эта характерная отметина позднее поддержала опознать знаменитого беллетриста, конченого во времена нападения толпы на русское посольство в Тегеране: ведь тело его оказалось велико изуродовано.

В начале былого века после учреждения в России новоиспеченного института власти — Государственной думы — опамятовался черед другого сорта дуэлей. Депутаты порой настолько горячо дебатировали между собой, что в некоторых случаях девало доходило до серьезных оскорблений и вызова за это «к барьеру».

Из числа самых известных таких поединков — состоявшийся в 1909 году между двумя думцами, председателем Александром Гучковым и депутатом графом Алексеем Уваровым. Пуля Гучкова навила аристократу воздушное ранение, а он, гвоздя в свою очередь, не взалкал ответить противнику тем же и разрядил оружие в воздух. За собственный поступок Гучков влетел под суд и был приговорен к месячному тюремному заключению. Однако уже неделю спустя император Николай II помиловал дуэлянта.

Болтая о «политических» поединках, можно вспомнить еще историю с революционером Михаилом Бакуниным. Этот анархист командировал вызов на дуэль Карлу Марксу, оскорбившись его пренебрежительной фразой по поводу русской армии(сам Бакунин в молодости был артиллерийским офицером). Однако автор «Капитала» откликнулся отказом, вбив собственный поступок тем, что теперь не властен распоряжаться собственной жизнью, поскольку она принадлежит всемирному пролетариату.

И вновь о литераторах-«задирах».

Николай Гумилев.
Фото: ru.wikipedia.org
Ввалилась в историю дуэльная разборка, состоявшаяся зимой 1909 года на Черной речке в Петербурге, неподалеку от места заключительного поединка Пушкина. На сей один взаимоотношения при помощи пистолетов выясняли два известных версификатора — Николай Гумилев и Максимилиан Волошин. Ситуация, ввергнувшая к такому чреватому трагедией финалу, выглядела анекдотичны. Волошин и его знакомая Елизавета Дмитриева сочинили несколько эффектных стихотворных творений, какие они стали публиковать в номерах журнала, подмахнув вымышленным именем автора — некоей Черубины де Габриак. Публике очень понравилось, а Николай Гумилев настолько и вовсе заглазно увлекся этой загадочной испанкой. В один-одинехонек великолепный день Волошин сознался товарищу, что Черубина на самом деле измышлена им. В ответ последовала абсолютно неадекватная реакция: Гумилев боязно рассердился за такую подставу и вытребовал обманщика на дуэль. Дуэль состоялся, однако девало обошлось без крови: Гумилев, бивший первым, промазал, а Волошин пальнул в облака.

Максимилиан Волошин.
Фото: ru.wikipedia.org
По мнению некоторых исследователей, вряд ли не заключительная дуэль, зафиксированная в российской досоветской истории, тоже была «литературной». В 1917 году на одесском Ланжероне сошлись в поединке два «работника пера» — поэт Александр Соколовский и ставший впоследствии очень знаменитым писатель Валентин Катаев. Их дуэль, какая должна была по уговору продолжаться «до первой крови», затянулась: поначалу оба впустили пули в «молоко», и лишь при вытекающем обмене выстрелами Катаев получил воздушное ранение.

Не царское это девало

Дуэльное поветрие коснулось и некоторых российских государей.

Среди необычных историй про дуэли, о которых сохранились доказательства в хрониках, можно упомянуть попытку эксцентричного государя Павла I разобраться в беспорочном бою с властителями недружественных России местностей. Этот император пожелал повстречаться на поединках с оппозиционными ему европейскими венценосцами. Подобное намерение его величество вбил вполне логично: ведь причиной браней становятся амбиции тех, кто стоит во главе царств, настолько вот пусть они и выясняют между собой взаимоотношения с оружием в руках, а подданные с обеих сторонок при этом не понесут никакого урона. Собственный вызов российский самодержец опубликовал в 1800 году — сперва в петербургских газетах, а затем в английских и французских. Однако реакции от коронованных персон Ветхого Света не последовало. Сделали внешность, что воспринимают это итого лишь будто шутку. А разубедить их Павел I не поспел: несколько месяцев спустя он был убит заговорщиками.

Опыт фехтовального поединка владела матушка Павла Петровича — императрица Екатерина Великая. Истина, случилось это еще задолго до того, будто она вылезла на русский престол, — летом 1743 года. Тогда 14-летнюю принцессу Софью Августу Фредерику Анхальт-Цербстскую — будущую царицу Екатерину Алексеевну вытребовала на дуэль ее троюродная сестра принцесса Анна Кристина Людвиг-Антхальская. Сведения о причине их ссоры до нас не дошли, однако о факте такового сражения вспоминала впоследствии сама государыня. Две молоденькие барышни заперлись в спальне и стали выяснять взаимоотношения на шпагах. При этом, будто признавалась позднее царственная участница, обе они очень боялись причинить дружок другу капитальные повреждения. Поэтому дуэль вяще напоминала на задание фехтования и закончилась ничьей: барышни, отбросив шпаги, помирились.

Очень печальная дуэльная история владела прямое касательство к цесаревичу Александру Александровичу — будущему царю Александру III.

Однажды, весной 1869 года, он, принимая у себя в кабинете по должностным делам капитана артиллерии Карла Гунниуса, вступил с ним в спор — девало касалось усовершенствования винтовки-берданки. О развитии событий упомянул в мемуарах знаменитый князь-революционер Петр Кропоткин. Судя по его «Запискам», наследник престола, разгорячившись, нелицеприятно высказался в адрес офицера(якобы даже с применением нецензурной лексики). Капитан, посчитал это оскорблением, однако вызвать августейшего обидчика на дуэль не мог и потому постановил защитить свою честь другим способом.

П.Кропоткин: «Он безотлагательно ретировался и командировал цесаревичу послание, в каком спрашивал, чтобы Александр Александрович извинился. Офицер написал также, что если сквозь двадцать четыре часа извинений не будет, то застрелится... Я видал этого офицера у моего домашнего дружка в тот день. Он ежеминутно дожидался, что прибудут извинения…»

Однако ожидания капитана оказались безрезультатными. Наследник престола на полученное послание никак не отреагировал, вероятно, считая, что автор попросту блефует. Увы, сутки спустя стало знаменито, что оскорбленный офицер застрелился.

Выведав детали приключившегося, император Александр II разгневался на ветреного сына и приказал ему не попросту присутствовать на похоронах, а пехом, освободив фуражку, сопровождать гроб с телом Карла Гунниуса до самой могилы.