Тогда, более 85 лет назад, разработку наружного облика новых советских бумажных денег взвалили главному художнику Гознака Ивану Дубасову.

О подводных камнях, какие караулили его при выполнении такового задания, - в частности, при создании той самой «военизированной» трешки, - корреспонденту «МК» рассказал в свое времена сын достопримечательного мастера Александр Иванович Дубасов.

— Нелегко далась отцу серия казначейских билетов манера 1938 года. Истина, с рублем все обошлось благополучно. Будто и было предусмотрено встреченным «наверху» решением, Иван Иванович показал на этой купюре «передового представителя пролетария класса». В качестве такового «представителя» избрали стахановца-шахтера, поскольку эта ремесло тогда была в числе самых почетных. Чтобы сделать картинку максимально правдоподобной, Дубасов не поленился сходить на промышленную выставку и скрупулезно скопировал в собственный пролетарий альбом демонстрировавшиеся там новоиспеченные образцы отбойных молотков, шахтерских касок, защитных очков...

А вот с зелено-салатовой трешкой возникли проблемы.

Банкноту было взвалено украсить изображением красноармейца. В этом пехотинце кое-какие из тех, кто индивидуально осведомил родителя, даже усматривали портретное сходство с самим автором. Вероятно, папа взаправду постановил сделать подобный необычный автопортрет. Впрочем, аккуратная идентификация весьма затруднительна: уж больно крохотен рисунок на купюре.

Однако даже в таковом миниатюрном изображении, когда опамятовалась пора представить его на утверждение, железная приемочная комиссия умудрилась найти изъян.

Приглядевшись к эскизу, некто из «проверяльщиков» вдруг заявил, что пехотинец ложно экипирован: мол, ремень у него надет поверх лямок сумки с противогазом, а надлежит быть все наоборот!На дворе 1937 год, по стороне вовсю идут аресты «врагов народа». Настолько что подобный «прокол» вполне мог обвернуться для художника Дубасова обвинением по пресловутой 58-й статье и отправкой в лагеря лет на 10. Это же неприкрытая антисоветская пропаганда, — растиражировать на советских деньгах красноармейца-разгильдяя, одетого не по фигуре!

Ивана Ивановича избавила на сей один его предусмотрительность: подготовив эскизы предбудущей купюры, Дубасов отнес их в Наркомат обороны и получил там справку от экспертов в области военной экипировки, где говорилось, что внешний внешность пехотинца на трешке соответствует всем нормам военного статута.

Эту заверенную подписями и печатью бумагу отец предъявил теперь своему оппоненту. В итоге замечание о ложно показанном ремне было освобождено, и «зелененькую» утвердили к тиражированию.

Еще более трагикомичная ситуация сложилась с манерами для пятирублевого казначейского билета. Первоначально из Наркомфина зачислилось директива: изобразить на этой купюре молодую работницу. Взговорено — сделано. Иван Иванович нарисовал на пятерке девушку в ситцевом платочке. Комиссия посмотрела и... не одобрила: «У вас получилась какая-то домработница!Вручайте важнее вместо нее примостим здесь мать с детьми».

Дубасов прибрал с эскиза «домработницу» и показал на купюре женщину с двумя ребятишками. Однако при обсуждении этого варианта среди членов комиссии опять выискался критик: «Это неприкрыто смахивает на мать-одиночку, идущую требовать алименты!..»

Шефы подумали-подумали и выдали новоиспеченное решение: чтобы в сюжетах для денежных знаков «прослеживалась государственность»(!!!), изобразить на пятерке парашютистку.

И вновь пришлось Ивану Ивановичу схватываться за работу. Однако рок парашютистки оказалась столь же печальной, что и двух ее предшественниц. При обсуждении новоиспеченного персонажа, украсившего пятирублевку, члены госкомиссии вдруг спохватились, что в СССР женщин-парашютисток доколе еще не настолько уж бессчетно, а потому важнее к этой теме избыточного внимание не привлекать...

Ублаготворившего всех итога удалось добиться лишь с четвертого захода. На сей один по указанию «сверху» художник нарисовал уже не «ее», а «его» — бравого парашютиста – предбудущего десантника. Этот вариант и стал бесповоротным для пятирублевой банкноты.