– Мы со Светланой Михайловной на неодинаковые темы беседовали, – объясняет Владимир Александрович. – Мы век были коротки, век были возле. Мы дружок для дружка были кровными людами. Она для меня будто родственница, а я для нее – Вовусик. Светлана Михайловна – изумительный человек. Она ввек не звонила. Осведомила все про всех, однако ввек не позволяла себе выходить за рамки.

– Казалось бы, диковинно, о чем могла мечтать легендарная Моргунова?– вздыхает Владимир Александрович. – Валентина Леонтьева, будучи уже не абсолютно дееспособной, болтала: «Я хочу быть на экране. Я повенчана с телевидением». А Светлана Михайловна не алкала быть на экране. Она не рвалась на сцену, разумея свое нынешнее состояние. Человек, какой пришёл в пору становления ТВ и там был век, должен бы говорить: «Даже, если в гробу, однако на сцене, на экране!». Однако нет – она чётко проложила разделение между тем, что было, и тем, что сейчас есть.

– В остатнее времена Светочка грезила всего о том, чтобы телевидение стало тем телевидением, какое задумывалось изначально, – говорит Березин. –  Чтобы оно было для людей, а не обрамлением для рекламы. Я абсолютно не дивился этому ее желанию. Это нелицемерные ощущения Светы. Она несколько лет не была на экране и на сцене, а ощущения, что она ретировалась в былое ни у кого не возникало. В наших беседах она болтала до заключительного дня: «Я настолько мечтаю, чтобы телевидение было добросердечным. Мы столько усилий приложили, чтобы сформировать образ телевидения для людей. Мне жалостно, что сейчас настолько все обгадили. Мы что, зря старались?». 

– Дай Господь, при моей жизни ее греза сбудется, – гадает Березин. – Очень хочу, чтобы телевидение стало импульсом взаимоотношений между теми, кто на экране, и теми, кто за экраном. Чтобы телевидение, кроме того, что информировать, просвещало и веселило, ещё и умиротворяло. Чтобы люд, взяв в десницы пульт, не ругались.